1903. Эш, или Анархия - [40]

Если ты хоть раз поцеловал женщину, то все, что обычно следует за этим, происходит неизбежно и неотвратимо, возможны, правда, сдвиги во времени, но изменить законы природы никто не в силах. Уж это было известно Эшу наверняка. Тем не менее он никак не мог представить себе продолжение своих отношений с матушкой Хентьен, поэтому для него было кстати, что в обед следующего дня вместе с ним в забегаловку направился и Тельчер; это облегчало встречу с матушкой Хентьен, и вообще — так было проще.

Тельчер придумал кое-что новенькое: нужно было найти негритянку, это придало бы заключительным раундам особую прелесть; он хотел назвать ее "Черная Звезда Африки", и немка после двух раундов вничью должна была в конце концов победить Черную Звезду. Эш немного опасался, что Тельчер начнет расписывать эти африканские планы перед матушкой Хентьен, и предчувствия не обманули его — не успели они войти в забегаловку, как Тельчер выложил свою новость: "Госпожа Хентьен, а наш Эш должен достать нам негритянку". Она ничего не сообразила, ни вначале, ни потом, когда Эш с искренним недоумением на лице пытался заверить, что не имеет ни малейшего понятия, где ему найти эту негритянку, нет, матушка Хентьен и слушать ничего об этом не желала, она лишь саркастически заметила: "Одной больше, одной меньше, какое это для него имеет значение". Тельчер возбужденно хлопнул его по коленке: "Еще бы, мужичку, к которому дамочки так и липнут, так и липнут, никто не страшен".

Эш посмотрел в сторону фотографии господина Хентьена: один из тех, кто ему не страшен. "Да, Эш такой", — повторил Тельчер. Для госпожи Хентьен это было подтверждением ее плохого мнения, и она попыталась укрепить дальше свой союз с Тельчером; ее взгляд упал на короткие, жестко торчащие волосы Эша, из-под которых проблескивала его лысина, и она почувствовала, что сегодня ей понадобится союзник. Отвернувшись от Эша, она начала хвалить Тельчера; оно и понятно, что мужчина, который знает себе цену, не желает и слышать обо всех этих похабных похождениях, препоручая их лучше какому-то там господину Эшу.

Эш раздраженно ответил, что препоручается то, за что следовало бы драться и что, конечно, не по зубам. И в его душе шевельнулось глубочайшее презрение к Тельчеру, которому так ни разу и не удалось уложить Илону в постель. Но спокойно, скоро уже никто не сможет укладывать ее в постель, "Ну, господин Эш, — поддела его госпожа Хентьен, — за дело, негритянка заждалась, немедля за работу". "А как же", — отрезал он и, почти не прикоснувшись к тому, что было на столе, поднялся, оставив слегка озадаченную госпожу Хентьен в обществе Тельчера.

Какое-то время он бесцельно бродил по городу. Дел у него не было никаких. Он злился на себя за то, что оставил ее с Тельчером одну, и это в итоге пригнало его обратно. Сложно было предположить, что он еще застанет там Тельчера; и все же ему хотелось удостовериться. Забегаловка была пуста, на кухне он тоже никого не нашел. Значит, Тельчер ушел, и он тоже может удалиться; но ему было известно, что в это время госпожа Хентьен имеет обыкновение находиться в своей комнате, и до него как-то сразу дошло, что именно этот факт заставил его вернуться. Он немного помедлил, затем не спеша поднялся по деревянной лестнице, без стука вошел в комнату. Матушка Хентьен сидела у окна и штопала чулки; увидев его, она тихонько вскрикнула и застыла в испуганной растерянности. Твердыми шагами он подошел к ней, прижал к спинке стула и поцеловал прямо в губы. Пытаясь уклониться и защититься, она замотала головой, хрипло бормоча: "Выйдите… Вам здесь нечего искать".

Больнее его насилия была мысль о том, что он пришел от какой-то там чешки или негритянки, что он был в ее комнате, в комнате, куда не входил еще ни один мужчина. Она сражалась за комнату. Но он держал ее крепко, и в конце концов пересохшими полными губами она ответила на его поцелуи, может, для того лишь, чтобы такой уступкой заставить его уйти, потому что в перерывах между поцелуями она снова и снова умудрялась, плотно сжав зубы, повторять:

"Вам нечего здесь искать". Наконец она взмолилась: "Не здесь". Эш, уставший от безрадостной борьбы, опомнился, что перед ним женщина, заслуживающая почтения и уважения. Если она желает смены места действия, то почему бы и нет? Он отпустил ее, и она оиеснила его к двери. Когда они оказались на пороге, он хриплым голосом спросил: "Куда?" Она не поняла вопроса, ибо думала, что теперь он уйдет. Эш, наклонившись к ее лицу, переспросил:

"Куда?" и, поскольку ответа не последовало, снова обхватил ее с намерением затащить обратно в комнату. Единственное, что было у нее в голове, это защитить комнату. Она беспомощно оглянулась, увидела дверь в соседнюю комнату, в ее душе неожиданно шевельнулась надежда, что пристойность комнаты приведет его в чувство и заставит придерживаться правил приличия, и она взглядом указала на соседнюю дверь; он освободил ей дорогу, но последовал за ней, не снимая руку с ее плеча, словно она была его пленницей.

Войдя в комнату, она неуверенно проговорила: "Так, теперь, думаю, вы будете вести себя разумно, господин Эш" и хотела подойти к окну, чтобы открыть потемневшие ставни, но его руки обвили ее сзади, так что госпожа Хентьен не могла сделать ни шагу. Она пыталась освободиться, тут они шатнулись в сторону и, наступив на орехи, чуть не упали. Орехи затрещали под ногами, и когда, желая сохранить запасы, она отпрянула назад и приблизилась к нише, где располагалась кровать, дабы там обрести твердую опору, в голове, словно во сне, промелькнуло: не она ли сама завлекла его сюда? Но мысль эта разозлила ее еще больше, и она прошипела: "Отправляйтесь к своей негритянке, меня так просто, как своих баб, вам не получить". Она судорожно ухватилась за угол ниши, но зацепилась за занавеску; деревянные колечки на карнизе тихонько застучали; опасаясь повредить хорошую занавеску, она отпустила ее, так что теперь ее беспрепятственно можно было оттеснить в темную нишу к супружеской кровати. Все еще стоя сзади, он завел ее освободившиеся руки за спину и прижал ее к себе, так что ей поневоле пришлось ощутить охватившее его возбуждение. Поэтому ли, или потому, что при виде супружеской кровати ее охватило беззащитное оцепенение, но она сдалась под его задыхающимся напором. И поскольку, не соблюдая особую аккуратность, он срывал с нее одежду и в опасности оказалось ее белье, она сама стала помогать ему там, где у него возникали сложности, подобно осужденной, которая стремилась подсобить палачу; его наполнило почти что страхом то, как все гладко получалось и как матушка Хентьен, когда они оба опрокинулись на кровать, по-деловому улеглась на спину, дабы отдаться ему. И еще больший страх охватил его, когда до сознания дошло, что матушка Хентьен, неподвижно и с застывшим выражением лица, словно она следует своей старой повинности, словно она просто продолжает выполнять свою старую и привычную обязанность, беззвучно и безрадостно смирилась с этим. Только ее округлая голова каталась по покрывалу, будто повторяя постоянное "нет". Ощутив тепло ее обнаженного тела, он всячески хотел показать свою страсть, дабы возбудить с ее стороны такое же желание. Он обхватил ее голову руками, сжал в объятиях, словно пытался выдавить из нее застывшие и не принадлежавшие ему мысли, его губы скользили по некрасивым тяжеловесным поверхностям полных щек и низкого лба, которые оставались напряженными и безучастными, такими же безучастными и напряженными, как та масса, ради которой пожертвовал собой Мартин и которая тем не менее осталась не спасенной. Может, именно так воспринимает жирную массивность Корна Илона, и на какое-то мгновение он испытал чувство удовлетворения, что он поступает подобно ей, и что это справедливо, и что все это происходит для нее и во имя спасения справедливости. О, забыть все, что было, становиться все более одиноким, уничтожить себя самого всей этой несправедливостью, которую носят и которую накапливают, забыть также ту, уста которой ищешь, забыть время, что было и ее временем, время, которое оставило свой отпечаток на стареющих щеках, желание уничтожить женщину, которая жила в то время, дать ей спастись вне времени, застывшей и покорившейся в слиянии с ним! Тут ее губы прижались к его ищущим устам, словно носик зверька к стеклу, и Эш пришел в ярость от того, что душу свою, дабы она не досталась ему, она продолжает прятать за крепко сжатыми зубами.