1903. Эш, или Анархия - [25]

Шрифт
Интервал

Бардак, в котором самое место пошустрить черту!

А без порядка в бухгалтерских книгах не будет порядка и в мире, и пока не наступит этот порядок, беззащитная фигурка Илоны будет по-прежнему стоять перед свистящими ножами, Нентвиг и дальше нагло и лицемерно будет избегать кары, a Мартин вечно будет томиться в тюрьме. Он задумался над всем этим, и в тот момент, когда он стаскивал штаны, как-то непроизвольно созрело решение: другие дают на эту затею с женской борьбой деньги, значит он, у кого денег нет, должен заплатить за это своей особой, если и не женитьбой, что, впрочем, не так уж и плохо, то тем, что предоставить себя в распоряжение нового предприятия. А поскольку это, к сожалению, невозможно соединить с его работой в Мангейме, то ему придется уволиться. Таким будет его взнос. И, словно пройдя испытание, он ощутил в этот миг, что оставаться в конторе, которая засадила Мартина за решетку, он больше не может. И никто не вправе обвинить его в предательстве; даже самому господину президенту придется признать, что Эш порядочный парень. Мысли об Эрне улетучились из его головы, и он со спокойной душой лег в кровать. То, что при этом он мог вернуться в Кельн и в забегаловку матушки Хентьен, лишь незначительно отодвигало стрелку на весах пожертвования; ведь матушка Хентьен ни разу не ответила на его письма. А забегаловок и в Мангейме более чем достаточно.

Нет, возвращение в Кельн, в этот скотский город, вовсе не оправдывало самопожертвования.

Желание проинформировать кого положено об успехе подняло и притащило его к Гернерту уже ранним утром: так быстро достать две тысячи марок — это же успех! Гернерт похлопал его по плечу и назвал молодчиной, Это было приятно. Гернерт удивился его решению уволиться с работы, дабы полностью посвятить себя затее с женской борьбой, впрочем, ничего против увольнения он не имел. "Мы еще покажем себя, господин Эш", — сказал он, и Эш отправился в центральную контору своего пароходства.

На верхних этажах здания правления Среднерейнского пароходства тянулись длинные тихие коридоры, пол которых был покрыт коричневым линолеумом. На каждой двери имелась аккуратная табличка, в конце одного из коридоров за столиком, освещенном светильником, восседал служащий, который поинтересовался, куда изволит следовать посетитель, он записал имя и цель визита в блокнот, проложенный копировальной бумагой. Эш шел по коридору и, поскольку это было в последний раз, старался внимательно все рассмотреть. Он читал имена на дверных табличках; наткнувшись неожиданно для себя на женское имя, он остановился и попытался представить особу, находящуюся там, за дверью: была ли она похожа на обыкновенного чиновника, который в черных нарукавниках считает что-то за наклоненным столиком и холодным, безучастным тоном разговаривает с посетителем? Эша внезапно охватила тоска по этой незнакомой женщине за дверью, и на него вдруг нахлынуло чувство любви в новой, простой, так сказать, деловой и существующей согласно необходимости форме любви, которая должна быть такой же гладкой, такой же прохладной и в то же время такой же широкой и всеохватной, как и эти коридоры с их гладким линолеумным покрытием, Но затем перед его взором предстал целый ряд дверей с великим множеством мужских имен, и он невольно подумал о том, что та одинокая женщина должна испытывать не меньшее отвращение от такого мужского окружения, чем матушка Хентьен в своем заведении. В нем снова вспыхнуло ощущение ярости, злости на организацию, которая под покровом хорошего порядка, гладких коридоров, отличных приглаженных бухгалтерских расчетов прячет море мерзости. И это называется солидность. Предприниматель есть предприниматель независимо от того, как он называется — прокурист или президент. Если на какое-то мгновение Эш и пожалел, что уже не является членом хорошей организации, что больше не относится к тем, кому позволено без расспросов и регистрации служащими входить и выходить из здания, то теперь и намека на сожаление не осталось, ибо за каждой дверью он видел Нентвига, одних только Нентвигов, они все сговорились, чтобы сгноить Мартина в тюрьме. Лучше всего было бы, конечно, спуститься в бухгалтерию и сказать слепцам, торчащим там, что им тоже нужно было бы вырваться наконец: плена обманчивых цифр и колонок и освободиться, подобной ему, да, они должны были бы сделать это хотя бы для того, чтобы уехать с ним в Америку. "Это была достаточно кратковременная гастроль к нам", — произнес начальник отдела кадров, к которому он зашел и попросил выдать отзыв, Тон его был дружеским, а Эш уже был готов к тому, чтобы высказать истинные причины, побудившие его оставить столь непорядочную фирму. Но ему пришлось отказаться от этой затеи, потому что дружески расположенный начальник отдела кадров уже занялся другими делами, постоянно, впрочем, при этом повторяя: "Кратковременная гастроль… кратковременная гастроль"; повторял он это откровенно любезным тоном, так, словно ему очень нравилось это слово и он пытался словом "гастроль" показать, что театральное дело является не таким уж отличным и даже не лучшим делом, чем предприятие, которое Эш как раз вознамерился оставить, Но что мог знать об этом начальник отдела кадров? Возможно, он хотел на прощание упрекнуть его в неверности и нанести ему удар в спину?


Еще от автора Герман Брох
1888 Пазенов, или Романтика

Трилогия "Лунатики".Первый роман.


1918. Хюгану, или Деловитость

В центре заключительного романа "1918 — Хугюнау, или Деловитость" — грандиозный процесс освобождения разума с одновременным прорывом иррациональности мира.В оформлении издания использованы фрагменты работ Мориса Эшера.


Избранное

Г. Брох — выдающийся австрийский прозаик XX века, замечательный художник, мастер слова. В настоящий том входят самый значительный, программный роман писателя «Смерть Вергилия» и роман в новеллах «Невиновные», направленный против тупого тевтонства и нацизма.


Новеллы

Герман Брох (1886–1951) — крупнейший мастер австрийской литературы XX века, поэт, романист, новеллист. Его рассказы отражают тревоги и надежды художника-гуманиста, предчувствующего угрозу фашизма, глубоко верившего в разум и нравственное достоинство человека.


Рекомендуем почитать
Весь мир Фрэнка Ли

Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.


Спящий бог 018

Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.


Весело и страшно

Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.