1812 год. Поход в Россию - [22]

До сих пор в связи с боем под Смоленском мы обсуждали лишь мотивы, которыми руководились русские. Однако мы не можем не остановиться хотя бы вкратце на тех мотивах, которыми руководились французы. Сознаемся, что в данном случае мы имеем дело с самым непостижимым явлением во всей кампании. Когда Барклай 7-го пытался перейти в наступление, то Наполеон с 180 000 солдат находился между Двиной и Днепром, и лишь Даву только что переправился с 30 000 человек через Днепр у Расасны. Поэтому для первого было естественнее и легче двинуться на Смоленск по дороге, ведущей туда из Витебска, чем по дороге из Минска. Но ведь Смоленск, очевидно, не мог являться для Наполеона объектом операции; таким объектом являлась русская армия, которую с самого начала кампании он тщетно пытался принудить к сражению. Она находилась непосредственно против него; почему же он не сосредоточил свои войска так, чтобы прямо двинуться ей навстречу? Далее, надо заметить, что дорога, идущая из Минска через Смоленск на Москву, по которой пошел Наполеон, переходит под Смоленском на правый берег Днепра; таким образом, Наполеону все равно пришлось бы вернуться на этот берег. Если бы он двинулся прямо на Барклая, последнему едва ли удалось бы отойти к Смоленску. Во всяком случае он не мог бы задержаться близ этого города, так как французская армия, находясь на правом берегу Днепра, гораздо сильнее угрожала Московской дороге, чем при переходе ее на левый берег, где Смоленск и река на известном участке прикрывают эту дорогу. При таких условиях Смоленск был бы взят без боя, французы не потеряли бы 20 000 человек и самый город, вероятно, уцелел бы, так как русские еще не перешли к систематическим поджогам оставляемых городов. После же того, как Наполеон подошел к Смоленску, снова является непонятным, зачем ему понадобилось брать этот город штурмом.

Если бы значительный корпус переправился выше по течению через Днепр и французская армия сделала бы вид, что следует за ним и грозит захватить Московскую дорогу, то Барклай поспешил бы опередить этот маневр, а Смоленск и в этом случае был бы взят без боя. Если в данном случае не имелось возможности простой угрозой маневра добиться тех же результатов, какие дал бы сам маневр, т. е. заставить отступить противника при помощи одного маневрирования, то это означало бы, что стратегического маневрирования вообще не существует. Мы решительно не в состоянии объяснить себе поведение французского полководца и не можем найти каких-либо оснований, толкнувших его на выбор ошибочного направления, за исключением затруднений в сосредоточении и продовольствии французской армии, вызываемых местными условиями, и больших удобств движения по большим дорогам. Подойдя же к Смоленску, Наполеон хотел ошеломить противника эффектным ударом. По нашему мнению, Наполеон здесь допустил третью и крупнейшую ошибку в этом походе.

Мы оставляем теперь окрестности Смоленска и заметим лишь о бое у Валутиной горы, что генерал Барклай отличился в нем теми качествами, которые составляли лучшее, что в нем было, и которые в известной степени объясняли его призвание на столь высокий командный пост, а именно: спокойствие, стойкость и личная храбрость. Как только он увидел, что французы сильно наседают на большой дороге на генерал-майора Тучкова, то, чтобы выиграть время для колонн, следовавших кружными путями, он лично отправился к этому арьергарду, подтянул к нему ближайшие части из соседней колонны и снова дал в очень выгодных местных условиях большой и чрезвычайно кровопролитный частный бой, в котором французы потеряли, по крайней мере, столько же, сколько и русские, оценивавшие свои потери в 10 000 человек. Бой этот был неизбежен для Барклая, но он не являлся неизбежным злом, так как давать неприятелю связанные с крупными потерями бои было на руку противнику. Этот бой оказался бы действительным злом лишь в том случае, если бы его особая цель — прикрытие флангового марша — не была достигнута и если хотя бы часть армии Барклая оказалась отрезанной.

Русские потеряли в этих боях в общем около 30 000 человек; так как до сражения у Бородина они пополнили свои силы приблизительно 20 000 человек, то их боевые силы уменьшились в итоге всего на 10 000 человек. Французы же имели под Смоленском 182 000 человек, а под Бородином 130 000. Их убыль составляла, следовательно, 52 000 человек, из которых 16 000 были откомандированы, а именно — дивизия Пино, двинутая на Витебск, — 10 000 человек, и дивизия Лаборда, оставленная в Смоленске, — 6000 человек. Отсюда вытекает, что потери французов в боях, а также больными и отставшими достигали 36 000 человек.

Таким образом, силы обеих армий все более приближались к точке равновесия.

Бои под Смоленском, как мы видели, приняли форму и оборот, вполне отвечавшие для русских смыслу кампании 1812 г., однако даны они были большей частью из побочных соображений и без отчетливого понимания перспектив этой кампании. Продолжение отступления по прямой дороге, последовавшее затем, происходило исключительно под давлением обстоятельств. Барклай в своем сознании отнюдь не был доволен результатами напряженных усилий, сделанных под Смоленском, хотя и вынужден был делать вид, что рассматривает их как полупобеду; жутко было на его душе; тяжким бременем лежало на его совести сознание, что он приближается к Москве, не попытавшись хорошо подготовленным генеральным сражением остановить или отбросить вторгнувшегося неприятеля. Генеральный штаб ощущал эту потребность в решительном сражении в еще большей степени. Итак, было решено на первой же выгодной позиции, какая встретится на Московской дороге, дать нормальное оборонительное сражение.