1812 год. Поход в Россию - [21]

В сущности говоря, оборона Смоленска представляла собой странное явление. Она не могла превратиться в генеральное сражение, потому что естественно, что после потери Смоленска русские, отославшие назад одну треть своих сил с Багратионом, не стали бы ввязываться в новое дело; а если бы русские и не потеряли Смоленска, то здесь они никоим образом не могли перейти в наступление на французскую армию, так как это было бы противно разуму — допустить, чтобы французы позволили постепенно подвергать себя истреблению, штурмуя стены этого города и тем самым подготовляя себе поражение. Следовательно, здесь мог произойти лишь частный бой, который не мог внести изменения в общее положение обеих сторон, выражавшееся в наступлении французов и отступлении русских. Преимущества, которыми располагал здесь Барклай, заключались, во-первых, в том, что это был бой, который никоим образом не мог принести к общему поражению, что вообще легко может иметь место, когда целиком ввязываются в серьезный бой с противником, обладающим значительным превосходством сил.

Потеряв Смоленск, Барклай мог закончить на этом операцию и продолжить свое отступление. Второе преимущество Барклая заключалось в том, что русские в предместьях располагали лучшими укрытиями, чем их противник, а стены города вполне обеспечивали отступление. Чисто военный успех заключался и в том, что французы уложили под Смоленском очень много людей (20 000 человек), в то время как потери русских были несколько меньшими, а обстановка позволяла русским легче пополнить эту убыль, чем французам. Когда глубокое отступление внутрь страны должно создать выгодные предпосылки для обороны, то весьма существенно оказывать при отходе постоянное сопротивление с целью истощения сил неприятеля. В этом смысле бой под Смоленском является положительным явлением в кампании, хотя по своей природе он не мог привести к резкому повороту событий. Что касается Барклая, то при его отношениях к русским этот бой имел особое значение; это обстоятельство являлось главным мотивом его действий, о чем мы уже говорили выше.

17-го вечером возник вопрос, продолжить ли далее оборону Смоленска 18-го. Донесения генерала Дохтурова, по-видимому, не говорили в пользу такого решения. Город отчасти уже был уничтожен пожаром, который еще продолжался; старые крепостные сооружения не были приспособлены для обороны; оба корпуса, сражавшиеся в нем, значительно пострадали, понеся огромные потери, доходившие до 10 000 человек, т. е. одной трети их состава; если бы французы произвели успешный штурм, то можно было опасаться, что защитники потеряют и вторую треть людей, и притом в гораздо большем числе, чем противник, так как эти потери выразятся преимущественно в захваченных в городе пленных. Таким образом, те условия и выгоды обороны, которые имелись 17-го, уже отпали, и Барклай решил не терять больше сил, покинуть левобережную часть города, отойти в предместье, находящееся на правом берегу реки, и разрушить мост; это и было выполнено в ночь с 17 на 18 августа.

Одновременно с этим решением генералу Барклаю следовало бы принять и другое: 18-го числа отступить и соединиться с Багратионом на Московской дороге. Однако это решение было отложено до 18-го, а 18-го сочли чересчур рискованным выполнить первый переход, который являлся подлинным фланговым маршем среди бела дня на глазах у неприятеля, тем более, что он уже делал некоторые попытки переправиться через Днепр; эти попытки, однако, были, отбиты. Итак, Барклай решил оставаться в занимаемом расположении еще 18 августа и лишь с наступление темноты отходить двумя колоннами по кружной дороге, причем вначале он предполагал отступать по дороге на Поречье (Петербургский тракт), а затем повернуть вправо на Московскую дорогу и выйти на нее у Лубина, в 2 милях от Смоленска. Отряд в несколько тысяч человек под командой генерал-майора Тучкова должен был отходить непосредственно по Московской дороге вплоть до установления соприкосновения с тыловыми частями арьергарда Багратиона. Сам Багратион 18-го оставил свою позицию на Валутиной горе и двинулся на Дорогобуж. Генерал Корф должен был оставаться у Смоленска с сильным арьергардом и прикрыть движение.

Решение дождаться вечера было неизбежно, так как уже упустили возможность использовать для отступления предыдущую ночь. Но диспозиция была составлена неудачно.

Так как большая дорога на Москву была совершенно свободна и генерал-майор Тучков мог по ней пройти с отрядом, составленным из всех родов оружия, то нельзя понять, почему генерал Барклай не послал по ней два корпуса, приказав трем остальным двигаться кружным путем, чтобы сократить длину колонны. Эти два корпуса имели бы полную возможность оказать достаточно продолжительное сопротивление на многочисленных рубежах, перпендикулярно пересекающих эту дорогу, с тем, чтобы другая колонна успела пройти по кружному пути. Нам кажется, что в данном случае полковник Толь несколько запутался в ухищрениях искусства Генерального штаба. Впоследствии, однако, приходилось слышать много похвал искусно организованному кружному движению русской армии.