1794 - [119]

9

Винге подивился, как быстро оправился тяжелый и с виду неуклюжий пальт. Первые пару кварталов он заметно прихрамывал, но постепенно кровь пробила дорогу в сдавленных отеками сосудах, и мускулы занялись тем, чем и должны заниматься: переносить могучее тело из одной точки пространства в другую. Прошло меньше часа, и они уже были у цели. Сдобренная охрой, намеренно небрежная штукатурка дома Тихо Сетона под лучами низкого осеннего солнца выглядела очень красиво. Кардель выплюнул табачную жвачку и нетерпеливо растер каблуком.

— И что? Уже как бы стало привычкой: каждый раз, как я стою с кем-то из братьев Винге перед домом… я имею в виду, не просто домом, а этаким… ничего хорошего не сулящим домом… дома, как известно, разные бывают. И как туда попасть? Предложение, знаете ли, всегда одно: постучать в дверь и сообщить о прибытии. Ничего другого нет. Или как?

— Вы правы, конечно. Но как подумаю, что мы там увидим… извините, дрожь пробирает.

Калитка не заперта. Они прошли по вымощенной розовым камнем дорожке. На стук долго никто не отвечал. Наконец послышался испуганный голос:

— Нам ничего не надо. Оставьте нас в покое.

Кардель поспешил упомянуть полицейское управление, но дверь открылась, только когда он наобум назвал имя всесильного Ульхольма, стокгольмского полицеймейстера. Открылась… можно и так сказать; скорее, приоткрылась. В щелку выглянула молодая женщина. Служанка, судя по мелькнувшему кружевному фартуку. Бледная, вид такой, будто увидела привидение.

— Нам надо по возможности поговорить с фру Сетон. — Как можно спокойнее и доброжелательнее произнес Винге.

Служанка вздохнула и глянула на него так, будто он велел ей достать луну с неба. По возможности…

— Госпожа не принимает.

Служанка хотела было захлопнуть дверь, но Кардель предусмотрительно вставил в щель ногу. Она не рассчитала силы, дверь вырвалась у нее рук и открылась настежь. Кардель втиснулся в холл.

— Бери-ка ты хорошенькие ножки в хорошенькие ручки и предупреди хозяйку: посетители ждут. Надо ей привести себя в порядок, пусть приводит, не надо — еще лучше. Подождем. Но недолго. В случае чего и сами найдем дорогу. Не заблудимся.

Она исчезла. На полу в холле лежит пыль таким слоем, что легко различить немногочисленные тропинки, протоптанные обитателями. Большая люстра, канделябры на стенах — но не зажжена ни одна свеча. В полумраке портреты на стенах и вдоль лестничных маршей выглядят, как навеки приклеенные к стене, изнемогающие от тоски серые призраки.

Ждать пришлось недолго — служанка вернулась и молча махнула рукой: следуйте за мной.

Винге и Кардель двинулись по довольно длинному коридору первого этажа. В конце коридор повернул, и они оказались в комнате, где уже были поставлены два стула — один подле другого. Обстановка очень красивая, на стенах штофные обои с повторяющимся рисунком: переплетение цветочных и лавровых венков. Портреты и пейзажи подвешены сутажным шнурком к потолочным багетам, а места крепления кокетливо прикрыты шелковыми розетками. Оба больших окна открыты — видимо, открыли только что, решили проветрить. Белые атласные гардины нетерпеливо колышутся от сквозняка; так хозяйка машет случайно забредшей в комнату собачонке: убирайся-ка отсюда поскорее! Повсюду букеты роз — в вазах, в жардиньерках, даже в медных горшках, которым место скорее в кухне, чем в парадных комнатах. У непривычного Карделя от одуряюще-сладкого запаха закружилась не очень еще крепкая голова. Но даже этот все перешибающий аромат не в силах был заглушить другой запах.

Запах тления. Будто где-то под половицами сдохла крыса.

Посредине комнаты стоит огромная кровать с задернутым полупрозрачным пологом, сквозь который только угадываются контуры лежащей в постели женщины. Кровать, несомненно, предназначена для двоих, но она занимает ее всю. Гора жира колеблется в такт хриплому, натужному дыханию.

— Фру Сетон?

Женщина за пологом неожиданно хихикнула.

— Вы спросили, нельзя ли… меня повидать. Меня ли? Вы уверены? Вам нужна именно я, а не мой муж?

Кардель оторопел. Он ожидал услышать что угодно. Окрик, ругательства, требование убраться — только не этот писклявый, почти младенческий голосок. Не может такая туша так разговаривать. Это было настолько противоестественно, что его зазнобило. Волосы на руках и загривке встали дыбом. Но не только тембр — женщина говорила с трудом, язык заплетался, фразы выстраивались неохотно. Мало того: каждое предложение сопровождалось странным скребущим звуком, будто водили ножом по стеклу.

— Вы… охотитесь за моим мужем?

— Да, мы охотимся за вашим мужем, — Винге ответил мгновенно, без тени сомнения.

— Долго же вы собирались. Я давно таких, как вы… нет, врать не буду. Ждала, да, но не таких…

Она замолчала и словно замерла. Винге показалось, что даже приподнявшиеся парусом атласные гардины застыли в незавершенном движении. Прошла чуть ли не вечность, прежде чем раздался звон колокольчика.

Почти мгновенно на пороге появилась все та же служанка.

— Да, госпожа?

— Милашка Густава… сделай одолжение… можешь подойти поближе?

Служанка сделала неизвестно кому адресованный книксен и подошла к постели.