170000 километров с Г. К. Жуковым - [20]

Комфронта в январе - марте приходилось гнать войска на выполнение операций, которые не могли увенчаться успехом. Со своей стороны, он, видимо, делал все, что мог - проводил большую часть времени в частях, нередко добирался до первой траншеи. Там он подолгу изучал позиции противника через перископ или в бинокль. Жуков доходил до полков и батальонов, наверное, стремясь хоть как-то снизить потери.

Н. Я.: В этом Жуков в какой-то мере преуспел. Смотрите: в Московской стратегической оборонительной операции (30.9- 5.12.1941) мы потеряли (безвозвратные потери - убитые, в плену) 514 338 человек, контрнаступление под Москвой (6.12.1941-7.1.1942) -139 586 человек, Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция (8.1.1942- 20.4.1942) - 272 320 человек. Там, где Г. К. Жуков с начала до конца и без вмешательства свыше планировал и вел сражение - контрнаступление под Москвой, - потери значительно уступали оборонительному периоду.

А. Б.: Это сейчас можно абстрактно рассуждать, а тогда было невероятно тяжело видеть трупы командиров и красноармейцев, усеявшие дороги наших отступлений и наступлений. Георгий Константинович тяжело переживал гибель людей. Несколько раз я слышал, как он сурово выговаривал генералам за это. Он любил повторять: "На войне расчет с просчетом по соседним тропинкам ходят".

К весне фронт стабилизировался. В мае 1942 года произошло "великое переселение народов", как шутили у нас, - штаб фронта переехал из Перхушкова в Обнинское; метрах в ста от двухэтажного здания, в котором разместился комфронта со своей группой, протекала его любимая родная речка Протва. Георгий Константинович, видимо, запамятовал, что уже рассказал мне о своем детстве тяжелой осенью 1941 года, и снова вспомнил, какая рыба ("не поверишь, Александр Николаевич, вот такая!") водилась в замечательной Протве. Поделился и рецептами невиданной ухи. Я с большой серьезностью выслушал и поблагодарил.

Поблизости оборудовали небольшой полевой аэродром, способный принимать только самолеты У-2. В экстренных случаях Г. К. Жуков пользовался ими, невзирая иной раз на большой риск. Военную тайну тогда хранить умели. Как в Перхушкове, так и в Обнинском враг не сумел засечь штаб. Мы были избавлены от налетов. Бедов нашел себе занятие - проверять маскировку штаба даже с воздуха. Разумеется, в его рассказе полет этот оброс героическими деталями, "мессершмитт"-де атаковал У-2 с Бедовым, занятым контрольной аэрофотосъемкой района штаба. Мы вежливо выслушали откровения "отважного" чекиста, грудью защищавшего Г. К. Жукова не только на земле, но и в воздухе. Серьезно говоря, маскировкой ведали скромные и умелые люди. Низкий поклон им! Они обеспечили сохранность и нашего довольно большого штабного автохозяйства.

Мне трудно судить о причинах, по которым штаб фронта перевели в Обнинское. Для водителя это было сплошным несчастьем. Взгляните на карту. Обнинское расположено на южном фланге тогдашнего Западного фронта. А предстоящим летом основные операции фронта проводились в центре и на его северном крыле, на стыке с Калининским фронтом. Следовательно, каждая поездка туда - конец примерно в триста километров.

Гонять машины приходилось, на мой взгляд, неразумно. Единственная отрада ездили через Москву. Дорога туда и оттуда по Ленинградскому шоссе была вполне приличной. Мучения начинались, конечно, тогда, когда мы съезжали на проселок, направляясь к тем местам, где Жуков размещал свой очередной командный пункт.

Май - июнь Г. К. Жуков потратил на систематический объезд всех армий Западного фронта. Шла позиционная война. Георгий Константинович, как водилось, облазил передний край, побывал в полковых и дивизионных тылах, посетил госпитали. Он основательно подтянул войска. Это было нужно. С юга шли тяжелые вести. Немцы захватили Крым, развернули широкое наступление к Волге и на Кавказ. Настроение гнетущее. Даже Жуков стал нервничать, иной раз срывался на резкость с подчиненными. Снова, как и прошлой осенью, ходил чернее тучи.

Обращаясь мысленно к тому времени, тяжкому лету 1942 года, в памяти прежде всего встает какое-то необыкновенное чувство товарищества. Как в народе, так и в армии. У нас на Западном фронте только и прикидывали, как бы помочь сражавшемуся югу. Поэтому когда солдатский вестник нашептал - предстоит наступление, - и у нас последовал необычайный подъем. Мы-то поблизости к командованию фронта первые сообразили, где оно развернется. Жуков выехал в расположение 16-й армии К. К. Рокоссовского на брянском направлении.

Ехали всю ночь. Еще было далеко от фронта, как пошла разбитая дорога. Выбоины, воронки от бомб. В довершение всего немцы бомбят. Заснувший было Жуков открыл глаза, недовольно пробурчал: "Что ты как кислое молоко везешь", и затих. Я-то старался ехать аккуратнее, берег сон измотанного комфронта. Он пробыл в 16-й армии с неделю, ровно столько, сколько продолжалась наступательная операция наших трех армий на участке между Жиздрой и Волховом.

Бои были тяжелыми, и немецкую оборону так и не удалось прорвать. Но мы, свидетели и участники операции, с гордостью ощутили, что Красная Армия уже не та, что была даже зимой. Стало больше танков, а наша авиация господствовала над полем боя. Ее силу ощутил и Г. К. Жуков. Мы затемно подвезли комфронта поближе к НП армии Рокоссовского, размещавшемуся на высоте, поросшей кустарником. Укрыли и замаскировали машины поблизости в тылу. У нас уже появились новенькие американские "виллисы", очень удобные и юркие вездеходы. С рассветом разгорелся бой, грохот нарастал. Ушли и скрылись танки с десантом. Непрерывный, оглушающий рев над головой, наши несравненные Илы девятками штурмовали вражеские позиции. Самолетов было множество. Впервые мы видели, как штурмовики применяли реактивные снаряды, оставлявшие дымный след. Симфония ближнего боя, насыщенного техникой.