17 - Prelude - [29]
— Левое предплечье не отвечает. Локтевые суставы по левому борту уничтожены.
Пиломеч прошел дальше, скользнув по пластине юбки вниз; я зарычал и с удвоенной силой нажал на застрявший в плече врага тепловой меч.
Отрубленное левое предплечье "Кросс Трайфорса" упало оземь в тот же момент, в который вся левая рука "Мертвой Головы" повисла мертвым грузом. Я рывком высвободил меч, замахнулся им и ударил по пиломечу сверху, уводя его, вместе с туловищем вражеского эш-ка, вниз — лишь для того, чтобы сразу же увести меч вверх и ударить по округлому горбу на спине, оставив в нем длинную борозду.
Победа была на моей стороне. В третий раз. Или же мне так показалось: "Мертвая Голова" двинул мечом вверх, изо всей силы ударяя им об паховый узел "Кросс Трайфорса". Я и оглянуться не успел, как эш-ка, волоча за собой выключенный уже пиломеч, высвободился из-под лезвия моего меча и отступил в сторону, пока я заново восстанавливал нарушенное на несколько секунд равновесие.
— Мои поздравления, господин Вольфр-Икаруга! — обратился ко мне Сигиллайт Инграм Виндикатор. — Ничья!
Он вернул пиломеч на его место на боку и подобрал револьвер с земли. Левая рука так и висела, будто бы сломанная. На самом деле, конечно, так и было.
— Я надеюсь, вы не будете продолжать бой?
— Нет. — рыкнул я. ИИ рапортовал о сильном нагреве конструкции — сказывался бесконтрольный выход тепла на месте бывшего радиатора 7. — Катитесь на все четыре стороны. Вы и ваша субмарина.
— Субмарина? А, конечно же. Мы уходим. Но наша работа здесь не закончена, и мы вернемся… хотя, может и не здесь?
— Работа? Какая работа?
— Боюсь, что я… действительно не могу сказать. Но мы еще встретимся, господин Вольфр-Икаруга. Возможно.
Говоря это, он подошел к краю набережной и спрыгнул вниз, оказавшись по середину туловища машины в воде.
— Прощайте! — вскинул руку на прощанье эш-ка и побрел прочь.
В глазах вдруг, ни с того, ни с сего, потемнело. Я отодвинулся от здания, в которое упирался спиной, и подошел к середине площади.
— Лелуш? Эй? Ты как?
— Ой не знаю… Что-то голова кружится, похоже. — пробормотал я и переключил частоту: — Эй, господа офицеры! Никого не задели?
— Никак нет! — отозвался командир пехотных доспехов КЭГ. — Вы молодец, господин, э-э, капитан. Верно нам сказали, без нужды не вмешиваться, вы отлично с ними разобрались!
— Спасибо. Давайте, короче, отчитывайтесь своим. — я снова переключил частоту. — Нас отсюда… заберут или мы своим ходом?
— Заберут. Надо только сообщить. А что?
— Да нет, ничего. Ты, главное, сообщи…
В глазах потемнело окончательно, и я качнулся вперед и повис на ремнях безопастности. Из открывшейся раны на боку толчками вытекала кровь, но я уже этого не заметил, потеряв сознание от кровопотери.
— Сообщить? Что сообщить? — тщетно надрывалась рация. — Эй?! Ты меня слышишь?! Лелуш?! Лелуш?! ЛЕЛУШ!!!
Глава IV
Центральный комплекс Восточного Лифта, медицинское крыло
Симстимы бывают разные. Бывают шаблонные симстим-конструкты, которые по большей части статичны и неизменны. Бывают разной степени сложности симстим-программы, которые изменяются под воздействием решений переживающего симстим. Бывают эволюционирующие симстимы, которые динамично появляются, спонтанно изменяются и исчезают, чтобы потом вплести наиболее удачные моменты в новую версию, которая пройдет тот же жизненный цикл. На симстимах, появление которых опять же предугадал тот самый Гибсон еще в тысячу девятьсот восьмидесятых, держится большая часть индустрии развлечений и сферы компьютерного моделирования. Виртуальные военные полигоны и мыльные оперы с полным эффектом присутствия — самые банальные частные случаи симстимов.
А конкретно я сейчас находился вот в таком шаблонном симстиме, уже давно знакомом и надоевшем до чертиков. Здесь было: потолок подвесной, одна штука; стены кафельные с осветительным покрытием, четыре штуки; пол кафельный, одна штука; и ванна нанопластиковая, одна штука. С водой неестественно голубого цвета, которой, воды, тоже одна штука.
Было бы мне дело до симстимов, я бы попросил его поменять, но дела до симстимов мне не было. И попадал сюда, в этот чудный отстойник, имевший что-то общее с палатой для буйных психов, я только по большим праздникам. Например, когда калечился. Или же когда мне должны были снова менять какой-то орган, но пересадки закончились ровно тогда, когда мне исполнилось восемнадцать.
Исходя из этого, делаем вывод, что я снова покалечился. Интересно, когда? В голову ничего не лезло, а себя можно было рассматривать хоть до умопомрачения — в этом симстиме никаких повреждений не заметно. Для проформы надо было посмотреть на руки, что я и сделал.
Руки как руки. Симстим работал, я лишний раз себе это доказал. Больше делать было нечего. Лежи, отмокай и думай о чем-то.
В общем, вы уже имели сомнительную честь со мною познакомиться. Лелуш Вольфр-Икаруга, двадцати лет от роду, по призванию не пойми кто, по профессии оператор штурмового комплекса. До рождения прошел интенсивную генную модификацию для улучшения реакции, органов чувств и пространственной координации и незначительного ускорения метаболизма. Впоследствии прошел курс трансплантации подавляющего большинства внутренних органов, в частности пищеварительной, кровеносной и лимфатической систем. Приобрел иммунитет к наркотическим веществам натурального происхождения и большей части вирусных заболеваний. Но вам это ничего не говорит, да и мне, признаться, тоже. Разве что, скажем, где-то в китайской глуши до сих пор болеют куриным гриппом, а вот я — нет, ниразу не болел, а эпидемии гриппа захлестывают половину мира с интервалом в два года между всплесками эпидемиологической активности. Насморк случается, ну да и хрен с ним.
Над Марцией было безоблачное небо. Столбы дыма подымались над красными крышами и мраморными колоннадами Сан-Марко. Они поднимались над пепелищами палаток и костров на Пьяццале Серениссима, над выгоревшими остовами полицейских броневиков и водомётов, над брошенными вповалку щитами там, где ряды полицейского спецназа и карабинеров дрогнули и побежали, спасаясь от разъярённой толпы. Они поднимались над чёрной коробкой здания Музея Республики, между почерневших от пламени колонн, струясь из пустых арок окон верхних этажей.
В кресле, развалясь, сидела женщина. Длинные волосы цвета красного дерева разметались по плечам такого же форменного кителя, как и у Валленкура. Сияющий ореол мониторов, окружавший её, придавал её лицу загадочное выражение, выхватывая его из полумрака диспетчерской и отбрасывая новые, необычные тени. Женщине перерезали горло. Пиджак и брюки потемнели от густо забрызгавшей их крови. Капли на лице напоминали слёзы из застывших, остекленевших глаз. Шея представляла собой кровавое месиво: удивительно, что её голова вообще держалась на плечах.Желудок замутило.