17 - Prelude - [30]

Мой главный интерес — что-либо, что не включено в мой обширный список "Вещей, которых Лелуш терпеть не может". Список действительно обширный, так как в него я внес за глаза всю обозримую Вселенную. А начинается он с того, что вы уже и так знаете: я терпеть не могу свой образ жизни, свою работу, свою судьбу, своих друзей(хотя на друзей этот пункт действует строго по желанию моей левой ноги или еще чего-нибудь); терпеть не могу алкоголь, и безалкогольное пойло тоже терпеть не могу, терпеть не могу наркотики, терпеть не могу шумные вечеринки, терпеть не могу секс и одинаково терпеть не могу всеобщую зацикленность на сексе; терпеть не могу повальную аугументацию и равносильно не переношу всякие зеленофашистские отказы от нее; терпеть не могу политику, религию и вопросы морали; одним словом, назовите что-либо и гарантированно получите ответ, что я это что-либо на дух не перевариваю. Меня, таким образом, нельзя назвать даже полноценно сформировавшейся личностью: подобный разброд, шатание и мизантропия свойственны альтернативно одаренным личностям пубертатного возраста, к коим я себя отнести не могу. Прыщи я тоже терпеть не мог, и поэтому прибегнул к лазерной коррекции, но это было уже давно. Четыре года — казалось бы, короткий срок, но иногда он кажется прямо-таки вечностью.

Кафельные стенки вдруг прогнулись внутрь и вернулись обратно, залив комнату темно-красным светом и сопроводив это событие гулким стуком, похожим на удар сердца. Последовало еще одно робкое "сокращение", а затем стены начали то гнуться, то разгибаться в определенном ритме, подчеркивая его гулким стуком сердца откуда-то снизу. Где-то там в моем теле сердце начинало биться в привычном ритме. В этом и была беда конкретно с этим симстимом — он обожал ни с того, ни с сего вводить в осязательный ряд намеки на то, что сейчас переживает мое тело. Сжимающиеся стены — это еще цветочки, потому что обычно программа презирала всяческие аллегории и демонстрировала мне, скажем, мое собственное сердце или еще что-то. Нет, не выдрав конкретный орган из моего тела, а конструируя муляж из подручных предметов. Подручных предметов, кроме стен, потолка и вделанной в пол ванной, здесь не было, и по первости меня здорово испугали, например, собственные почки из кафельных плиток. Муляж кровеносной системы, который симстим сконструировал в другой раз, мне понравился уже чуть больше. Вены и капилляры были прозрачные, а по ним текла пусть и не кровь, но подкрашенная вода. Симпатично.

Побившись так минуты две, комната вернулась к прежнему состоянию и расцветке. Меня вновь окружал мягкий белый свет, как в операционной. Симстим больше не желал меняться и был инертным, и мне не оставалось ничего, кроме как лежать на поверхности воды и пялиться в потолок. Пялиться, в конце концов, мне надоело, и я закрыл глаза.

— Откровенно говоря, господин Вольфр-Икаруга показал хорошие результаты. — чей-то незнакомый голос доносился до меня, словно через плотную пелену. — Два выведенных из строя эш-ка за час с небольшим, в ближнем бою, при отсутствии предыдущего опыта таких столкновений — это достойно похвалы.

— Вы ему льстите. — а этот голос принадлежал, похоже, Синдзи.

— Отнюдь. — сообщил незнакомый голос; разобрать интонацию было невозможно. — Но не говорите за него. Когда его разбудят?

— Простите, но он — служащий "Синамуры", и мы его готовили. Если это действительно большое достижение, то мы имеем все основания им гордиться.

— Да, готовили. Я уже беседовала с господином Кимэрой по этому поводу. Так когда его разбудят?

— К вечеру придет в норму. Но он наверняка будет слаб, и…

— Не беспокойтесь, господин Синамура. Мы не станем сразу докучать господину Вольфр-Икаруге…

В ушах зашумело, и я открыл глаза, вновь оказываясь в стерильной белизне симстима, из которого меня только что ненадолго выбросило.

Точно. Я ж опять работал, только уже не упомню, когда это произошло. В симстиме время течет не так, как в реальном мире. Я просто-напросто вижу сейчас заранее срежиссированный компьютером сон. Так вот, я работал, сидел в кабине эш-ка и дрался. Ну, сражался, хорошо. Эш-ка, по-моему, было три, одному я руку оторвал, другому вскрыл как хлопушку, третьему просто сломал, причем хорошо так.

Будь такое почаще, я был бы только рад. Может, было бы меньше причин ненавидеть свою работу. Раз уж я и создан-то был, чтобы пилотировать гигантских роботов, я бы мог получать удовольствие от процесса. И получал когда-то. Но рутина быстро приедается, а выхода из нее нету.

Или, может быть, все-таки есть, а я просто его не ищу?

***

Глаза, когда я попытался их открыть, наотрез отказались разлепляться, и мне пришлось протирать веки пальцами. Пока я, спросонья, вслепую тянулся рукой к лицу, я несколько раз ткнулся об пластиковую поверхность.

Протерши и разлепивши глаза, я некоторое время щурился от света и только затем понял, что единственные источники света тут — крошечные лампы подле изголовья и вдоль моей… не-а, не кровати. Надо мной смыкался стеклопластиковый купол филактерия, что несложно было понять по послушно раскрывшейся на стекле сбоку панели управления и по составу воздуха. Я не могу определить состав воздуха в точности, но этого не требовалось, чтобы понять: воздух в филактерии насыщен кислородом.