164 или где-то около того - [15]

Двурогая луна

***

Двурогая луна

У ней над головой.

И вот, мы видим, всходит над ней она!

Пот бежит по спине ледяной,

Всё остальное и прочее тоже ойой — ойойой;

Эта, короче, которая выше описана, эта, которая на

Пляшет, короче, столе, — имя её: Клодетта,

Ясное дело, конечно, а как же она

Может ещё называться, когда поразительно столь, что надето

То одеянье, которо на ней; всё в кружавчиках, в пене их; и, вот, ребята, вот это —

Это и есть жанмарэ, дартаньян, монтекристо, монмартрт, монпанрас,

Всякие прочи парижские тайны, которые нас

Бедных угрюмых совков так о! эх! поражали

Через своё синема, и Мишель же Мерсье! И Клаудия Кардинале!

И остальное шипучее всё и блистючее, кое бельфранс;

Или ещё вот отличное слово имеется — этуаль.

Сразу сиянье сияющее слышим мы в нём, но оно — сквозь вуаль;

Сразу сияние в нём — но такое как дымчатое; ну, как ног

Ох, увлекательнейшее нам известно, бывает, мерцание и свечение — через чулок

Чёрный, что, кстати, по ихнему же называется также — муар,

Также — нуар; итд; (что воспел, кста сказать, — Ренуар)

Лоск глянцявитый неяркий, угар, о! кошмар, о! пожар!

Ну, а мораль из всего из сего вытекающая… Да какая мораль? Только: ох!

Ибо, в общем, обычный являясь лох,

Как и в семьмисяттретьем, так и вот сейчас, рот разиня, сижу и смотрю.

И одно только «ох» вышссказанное повторяю. И в завершение — повторю.

1993. По материалам французского кинематографа.

... И вот вот так они сидят

***

... И вот вот так они сидят,

Являясь будто кипячёный лимонад.

Еще верней, они как будто бы варёный лук.

Семидесятые вокруг

Своей тухлятиной смердят,

Да добавляется людями то и дело «пук» да «пук-пук-пук».

Семидесятые — ох, презираю!

Вонючую их спёртую тухлятину!

Умом, конечно, что они, их обитатели, не виноваты, — понимаю;

Но, сука, вонько же! Ох как непродыхательно!

И это (оп) ещё тебе одно (оп) обвинение, совок!

Вон сколь людей своей пердятиною провонять ты смог.

Да так, что до сих пор они такими и остались —

Те, кто тогда ещё твоим зловоньем надышались.

1993 07

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

***

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

1993 11

Сиреневый, серебряный, жемчужный, весь переливающийся

***

Сиреневый, серебряный, жемчужный, весь переливающийся,

Цвет, коий есть отличный, и амбивалентный, гад —

Одновременно и весны и осени; и люди все, охуеваючичи,

На это дело типа всячески глядят;

Сиреневый, лиловый, серебристо-фиолетовый,

Цветами этими зазывными природа прям с утра вовсю роскошествует.

И каждый спрашивает сам себя: к чему бы это?

И понимает: просто так! Весна! Такая вот она хорошая!

Жемчужный, серебристый, перламутровый, переливающийся;

Не побоюсь такого слова — весь опалесцирующий;

Такой, короче матово мерцающе-сияющий, —

Вот он каков, апреля цвет, его туманной сырости;

Серебристый; да. Цвета русалки.

Такая скользкая которая, такая водоплавающая;

Ну, далее оно само напрашивается: там про покупку алко-,

Чего-то содержащего, чтоб жизнь пошла ну вот такая уж ваще;

Что...

и т. д.

1994.04

Джаз, сия музыка небрежная, нарядная

***

Джаз, сия музыка небрежная, нарядная,

Сия шикарная. Она подпрыгивает.

Она наяривает и раскачивается в радио, —

Ведь это лето! Это лето, вот, вокруг, и всё вот так вот обстоит,

Как будто здесь — Америка! Её просперити!

Да впрочем, фигле то просперити, — как просто молодость!

И трам–парам (тут не придумал), трам-дурам, и те проспекты все

ТурАдамдам (тут не придумал тоже) — йа! вот так всё тойсть; —

Ведь это лето. Да ещё и девушки! И в летних сумерках

Их ноги золотистым светятся, и в полумраке сумерек мерцают,

Такие золотистые, и скользкие, и узкие, —

Как точно шпроты в масле, вот как прям они таинственно мерцают!

Ведь это лето! Лето жёлтое, и лето бежевое, выжженное;

Ведь это лето, южное ужасно всё такое,

Оно и палевое, и оно и рыжее, —

Вот оно лето, ежели когда (так редко!) есть, — оно такое.

Ведь это — лето! И оно такое, будто бы вокруг шестидесятые,

Ещё невинные; начало их; которые залиты солнцем так,

Которые восторгом наступающего будущего обуятые,

Которым самое есть верное название — это по-английски: «соммер тайм»;

Которы времена, конечно, глупости и бедности,

Зато невинности и беззаботности.

Чему и посвящаю я, как получилось, этот стих,

Посколь вот именно вот этого мне ох как не хватает, летних их

Дней, мне, погрязшему в конвейерном труде, в его угрюмой злобности;

— и т.д.

1994 июль; 2000, август, 2004, апрель.

Вот и лето, блять, вжик!

***

Вот и лето, блять, вжик! —

Как и не было его.

Вот и осень — хуяк-пиздык!

Так, ребята. Ого ого-го.

Вот и осень, друзья, на дворе!

Хоппана! Хопцаца!

Вот и осень уже теперь,

Так что заплакать аж хочется.

Ах, ребята, как тучи сдвигаются

На политическом небосклоне!

Ах как что ж то на нас надвигается

Со всей силой своей неуклонной!

Ох, ребята, газет начитаешься,

Так трясутся аж просто руки, —

Ведь бывает же, что и сбывается,

Чего они пишут в них, суки!

Ох, ребята, сдвигаются тучи

На горизонте Отчизны!

Очень многие хочут мучить —