1632 - [26]

Лицо Густава слегка покраснело, но голос его был спокоен.

— Вы ошибаетесь, друг мой Аксель. Для меня всегда был только один авторитет, как в вопросах война, так и мира. Его имя Иисус Христос. — Глубокая вера этого заявления не ставилась под сомнение ни одним из присутствующих. — А Валленштейн? Только он сам знает, кто для него авторитет.

Торстенссон посмотрел вниз, себе под ноги. — Я догадываюсь, кто… — пробормотал он тихо. Офицеры, стоявшие по обе стороны от него, усмехнулись.

Густав повернулся к ландграфу Гессен-Кассельскому.

— Вильям, ваши войска гораздо сильнее, чем у Саксен-Веймаров, и у вас есть несколько месяцев, чтобы подготовиться к обороне. Так что я думаю, что вы сможете еще нагнать на Тилли страха.

У входа в шатер стало шумно. Группа солдат притащила новые стулья.

Король взглянул на них, улыбаясь.

— Вообще-то, я думаю, что они уже не нужны. Вряд ли у нас есть еще что-то серьезное для обсуждений. Не сегодня, по крайней мере.

Густав посмотрел мимо входящих солдат вдаль, на равнины центральной Германии. Его зубы сжались.

— В данный момент, Вильям, лучшую помощь, которую я могу вам оказать, это вставить стальные шипы в задницы некоторым протестантским правителям. А начнем мы с принца Бранденбургского.

— Стальную занозу в задницу? — переспросил Торстенссон. — Георгу Вильяму? — Он усмехнулся. — Не может быть!

Улыбка Густава проявилась на губах сквозь все еще стиснутые зубы.

— Ничего, — прорычал он. — Он мой двоюродный брат, в конце концов. Он все поймет правильно. Особенно после того, как дать ему простой выбор. Сталь под лопатку — или сталь в задницу.

Все в шатре так и покатились со смеху. Тонкая улыбка Густава переросла в оскал акулы. Он повернул голову к Торстенссону.

— Готовься к походу, Леннарт. Я хочу увидеть свои пушки, нацеленные на Берлин, как можно скорее.

Офицеры в палатке восприняли это как сигнал, чтобы разойтись. Гессен-Кассельский и братья Саксен-Веймарские на минуту задержались. Во-первых, чтобы просто пожать руку королю. Во-вторых, чтобы уточнить свои конкретные действия теперь. Густав отправил их сопровождать Торстенссона.

Вскоре в шатре остался только Оксеншерн. Густав подождал, пока все не ушли, прежде чем заговорить.

— От Маккея никаких известий?

Оксеншерн покачал головой. Король нахмурился.

— Мне нужны голландские деньги, Аксель. В настоящее время наши финансы почти полностью зависят от французов. От кардинала Ришелье. — Его хмурое лицо стало кислым. — Я верю этому двуликому паписту столько же, сколько бы я верил сатане.

Аксель пожал плечами. Он попытался выдавить обнадеживающую улыбку. Но без успеха, несмотря на свое мастерство дипломата.

— Франция в лице Ришелье имеет свои собственные веские причины, чтобы поддерживать нас, Густав. Они, конечно, католики, но их намного больше беспокоят династические амбиции Габсбургов, чем восстановление власти Папы в северной Германии.

Король не был успокоен этими словами.

— Я знаю это! — рявкнул он. — И что? Единственное, что Ришелье хочет — так это долгой, затяжной и разрушительной войны в Священной Римской империи. И пусть половина немцев умрет при этом — да пусть хоть все сдохнут! Ришелье не хочет нашей победы, Аксель — совсем нет! Он просто хочет, чтобы мы постоянно теребили австрийских Габсбургов. И испанских Габсбургов, если уж на то пошло. — Он сурово нахмурился. — Чтобы шведское пушечное мясо работало на французского казначея, который выдает средства скупо, как скряга.

Он ударил тяжелым кулаком в ладонь.

— Мне нужно больше денег. Я не могу получить их от Ришелье, и мы уже опустошили шведскую казну. Остается только Голландия. Голландцы богаты, и у них есть свои собственные причины ненавидеть Габсбургов.

Худое и аристократическое лицо Оксеншерна закаменело.

— Голландия — республика, — пробормотал он кисло.

Король посмотрел на своего друга и усмехнулся.

— Ох, Аксель! Ты истинный дворянин!

Оксеншерн немного напрягся под этой насмешкой. Оксенштерны были одним из самых знатных семейств шведского дворянства, и Аксель, при всей своей гибкости ума, был заядлым сторонником аристократических принципов. Как ни странно, единственный человек в Швеции, который стоял над ним в соответствии с этими же принципами, был значительно более скептически настроен к ним. Густав II Адольф, король Швеции, провел годы в борьбе с польской аристократией, прежде чем скрестил мечи со своими немецкими коллегами. Этот опыт заставил его набраться глубокого презрения к так называемому 'дворянству'. Поляки были неплохи в бою, но совершенно по-скотски относились к своим крепостным. Немцы, за некоторыми исключениями, не обладали и той толикой польских достоинств. Большинство из них, во время этой долгой войны, отсиживались с удобствами в своих дворцах и замках, а реальные боевые действия вели наемники. Чьи услуги оплачивались, естественно, за счет налогов, которые вымогались у обедневшего, охваченного болезнями, полуголодного крестьянства.

Но не было никакого смысла возобновлять этот старый спор с Акселем. У Густава и без этого сейчас хватало проблем.

— Если от Маккея нет сообщений, это означает, видимо, что голландские курьеры еще не добрались до него, — сказал он. — Что там могло случиться?