1612. «Вставайте, люди русские!» - [3]

Утешался Сигизмунд лишь мыслью, что и осажденным приходится нелегко. В боях и при обстрелах гибли и они (правда, куда меньше, чем поляки, что приводило короля в ярость). Он несколько раз покидал свой стан, но возвращался, рассчитывая, что его присутствие пробудит новую отвагу в войске. Увы! Войско роптало, проклинало и русских, и их зиму, и эту дьявольскую крепость, и… самым тихим шепотом и друг другу на ухо — вероятно, своего короля! Тверже держались наемники — шведы и немцы, а также примкнувшие к польскому войску русские запорожские казаки, вечно затевавшие смуты против князей и государей и теперь рассчитывавшие получить от завоевателей желанную вольницу. Как же, как же, пускай их надеются! Этих не знающих удержу и не любящих никакой власти головорезов надобно будет потом просто извести, напустив на них тех же шведов с немцами — говорят, у казаков неплохие земли, вот пускай наемники и потрудятся себе на пользу!

Предаваясь таким размышлениям, польский король продолжал осаждать упрямую крепость, а его военачальники придумывали одну за другой все новые хитрости, дабы как-то сокрушить твердыню. Но каждая попытка завершалась огромными потерями. В нынешней ночной вылазке, когда пехотинцы должны были, одолев ров, заложить мощные петарды в выемку поврежденной стены, нашли свою смерть семьдесят три человека! Как и было рассчитано осажденными, их петарды взорвались раньше и разметали весь отряд по рву и вокруг него кровавыми клочьями. Лишь чуть более сорока пехотинцев, из которых многие были ранены, возвратились в свой стан.

Глава 2. Земляной вал

— Ишь ты, какой пир мы нынче устроили окрестным воронам! — ликовал Никола Вихорь, радостно потрясая пищалью, из которой стрелял пускай и не он, но которая все равно принесла им удачу. — Если только за оставшуюся ночь мелкое зверье не набежит да не пожрет пановские кишки…

— Чтоб так много сожрать, мелкого зверья мало! — заметил Юрий, пытаясь еще что-то рассмотреть и уже почти ничего не видя: просмоленная солома догорала, а во рву огонь улегся почти сразу.

— Ну, наутро ляхи со зла будут палить почем зря! — заметил один из осадных стрельцов. — Жди потехи!

Остальные (их оставалось на самом верху башни человек десять) дружно загоготали.

— Что ж вы так расшумелись, люди добрые? — послышался позади них звучный голос, и все тотчас умолкли.

— Будь здрав, воевода! — воскликнул, оборачиваясь и отвешивая поклон, неугомонный Вихорь. — Исполнили все, как тобой было велено. И все бы славно, да теперь во рву мусору видимо-невидимо. Ворон надобно звать на подмогу, не то ведь август на дворе — ляховские кишки так завоняют, что носы зажимать придется!

— Ничего, не в первый раз! — отозвался воевода Шейн, высокий, необычайно статный молодой богатырь, облаченный в длинную, ниже колена кольчугу с надетым поверх нее зерцалом[8] и в кованый, с золоченой насечкой шлем.

По всему было видно, что предположение Вихоря неверно: ложиться спать военачальник и не думал. На его лице, обветренном, покрытом густым загаром, отражалась если и не тревога, то почти не скрываемое напряжение.

— Славно все сделали, Никола, спасибо тебе и всем вам! — проговорил Шейн, бросая взгляд в бойницу но, как и Сухой, уже почти ничего там не увидав. — Может, и поубавится охотников к нам в гости ходить. Но радоваться особенно нечему.

— Это почему? — живо спросил Юрий.

— Ты же опытный воин, Сухой. Неужто поверил, что ляхи надеялись своим дурацкими петардами нашу стену прошибить, хотя бы и был в ней выем?

Голос воеводы был почти насмешлив, и Юрко смутился.

— Так ведь у них ума-то мало! — фыркнул Никола.

Шейн покачал головой:

— У них ума мало, но с ними опытные пушкари и взрывных дел мастера — те же германцы. Эти свое дело знают и порох попусту тратить не будут. Другое дело, что они не ждали нашего «приема» и, может, теперь локти кусают, да только шли они сюда не стену взрывать.

— А зачем? — спросил один из стрельцов.

— Для отвода глаз. Может, вам отсюда и не слыхать было — башня от польских таборов далеко, но я-то с противоположной стороны на стену всходил и слышал, да и караульные там давно уж услыхали. Вечером к ляхам какой-то обоз прибыл. Тяжелый, слышно было, как быки мычат, а в обычные телеги быков не запрягают. Так что ждать нам поутру надобно будет не глупых ночных вылазок, а обстрела. И на этот раз он может быть очень опасен.

— Осадные орудия?! — догадался Сухой. — Думаешь их все же привезли?

— Думаю, хоту везли слишком долго. Ранняя весна нас до поры выручила. Кто бы сомневался, что Сигизмунд такие пушки закажет, и ему их доставят. Я бы точно заказал, кабы мне пришлось такую крепость штурмовать. А осадные пушки в конце концов даже наши стены пробьют.

— Что делать будем? — спросил Юрий.

— Что и делали. Обороняться. В конце концов мы это знали и были к этому готовы. Но у меня есть и еще известие. И оно похуже будет.

Стрельцы обступили воеводу и с напряжением ждали, что он скажет дальше. Однако тот не спешил.

— Юрко, — проговорил он, наконец, обращаясь к Сухому, — пойди-ка собери мне стольников да тысяцких. И бояр, кои в крепости есть, собери. Я их в Коломенской башне ждать буду. Совет держать надобно. На закате лазом потайным пробрался к нам гонец, дядька Прохор. Тот, коего в Москву посылали.