1612. Все было не так! - [60]

, вполне можно допустить, что он был марионеткой в руках опричников-ордынцев.

Да, Ивану Грозному при этом дозволялось проявлять тиранические наклонности – как и Тушинскому вору, но… под контролем! Но если это было и не так, если «вор» и не был настоящим Дмитрием, то вспомним, что писали Сигизмунду посланники Тушинского лагеря насчет «царя, которого поставят на престол безо всяких условий, и он будет делать все, что Польше угодно».

Не подлежит (ну, или почти не подлежит…) сомнению, что в царствование малолетнего «воренка» его именем проводилась бы примерно такая же политика. Как ни ужасно это звучит (повторю: убийство ребенка – тяжкий грех), но в интересах России «воренок» был обречен погибнуть, как и царевич Дмитрий. А заварил всю эту кашу, приведшую к этим двум детоубийствам (и бесчисленному количеству слез других детей, против которых так решительно выступит два с половиной века спустя Ф.М. Достоевский) – Иван Грозный. Поистине, «отцы ели зеленый виноград, а у детей оскомина»!

Ключевые моменты. Созданное Иваном Грозным опричное государство рухнуло окончательно. Страна оказалась перед выбором, как жить дальше. Общество было расколото, поддерживало разные политические силы, но пока – после разочарования в идее «царя Дмитрия» и гибели Скопина – наибольшие шансы были у Владислава. Не выдерживает критики утверждение, что наша страна принципиально не хотела становиться Европой и поэтому отвергла в том числе и его: страна готова была его признать на определенных условиях.

В низшей точке падения

1611 год: начало освобождения

Итак, все смешалось в стране, которую рвали на куски поляки, шведы, сторонники различных самозванцев, а до лета 1610 г. – также и сторонники Шуйского, впрочем, тоже фактически самозванца. В итоге государство снова пошло вразнос, и в 1610–1611 гг. рухнуло под ударами поляков и шведов (о шведской интервенции подробнее чуть ниже) окончательно.

Однако гибель Тушинского вора способствовала началу нового процесса в стране: спасением Родины в силу отсутствия государства занялось общество. То, что в 1608–1609 гг. проявлялось только как тенденция, с конца 1610 г. стало набирать размах общероссийского мероприятия. А в Рязанской земле формировалось гражданское ополчение.

Ополчение возглавил уже знакомый нам представитель все того же клана Ляпуновых – Прокопий Ляпунов. Этот политик, которому тогда было лет пятьдесят, отличался пылким, порывистым нравом, а потому легко попадался в обман, хотя вместе с тем был настойчив и деятелен. Подобно Талейрану, он «изменял всем правителям, но никогда не изменял Отечеству», но, в отличие от Талейрана, всем хозяевам он служил искренне и отходил от них не раньше, чем разочаровывался в их способности навести порядок в стране. Так поступил он с первым Самозванцем (впрочем, Н.И. Костомаров считает, что его-то Ляпунов до конца считал настоящим и не предал), с Болотниковым (к которому он пристал было, поверив, что Дмитрий жив, но отстал от него, как только убедился в обмане), с Шуйским (которого признал царем «ради спокойствия земли», какового тот как раз «земле» и не дал). В начале 1610 г. именно он предложил принять корону М.В. Скопину-Шуйскому, от чего тот отказался. Смерть Скопина окончательно сделала Прокопия врагом Шуйского.

Осенью 1610 г. Ляпунов счел за лучшее признать Владислава, потому что условия избрания польского принца на царство были ему по нраву. Он даже отправил к Жолкевскому своего сына и хлопотал о подвозе боеприпасов польскому гарнизону Москвы и уговаривал всех соотечественников объединиться под знаменем Владислава для спасения Русской земли[578]. В октябре 1610 г. Ляпунов даже отбил для Владислава город Пронск у «вора»[579]. Но, поняв, что король обманул русских и не отпускает сына на царство, а также продолжает осаду Смоленска, в декабре 1610 г. Прокопий Ляпунов не только отказался посылать хлеб в Москву, оставив его себе[580], но и начал формировать Первое земское ополчение с целью освобождения Москвы.

Почему именно в декабре 1610 г.? Возможно, ввиду гибели Тушинского вора Сигизмунд не отпускал сына на царство, мотивируя это тем, что пока не погиб Лжедмитрий II, ехать тому в Москву небезопасно. Но вот «вор» погиб, а позиция польского короля не изменилась![581] Теперь он заявлял (или другие поляки от его имени), что даст сына в цари, когда не только уничтожит «царика» («истребит вора»), но и возьмет Смоленск и «окончательно усмирит Россию»[582]. И поляки перестали в глазах русских быть «защитниками от вора» (разумеется, в глазах тех, кто раньше их считал таковыми. – Д.В.)[583].

Началось распространение по стране воззваний Ляпунова; и в это же время появилась и грамота от русских послов из-под Смоленска, которые уже чуть ли не год вели переговоры с поляками. Появлению этой грамоты немало способствовал брат П. Ляпунова – уже известный нам Захар, который под Смоленском прикинулся сторонником поляков, узнал о планах Сигизмунда и теперь извещал о них брата и всех остальных[584].

Так вот, посетовав на то, что никак не удается выкупить своих родных «из плена, из латинства», что «иные из наших ходили в Литву за своими матерями, женами и детьми и потеряли там свои головы», что «собран был Христовым именем окуп – все разграбили», что подвергается «поруганию» православная вера, авторы грамоты добавляли: «Не думайте и не помышляйте, чтобы королевич был царем на Москве. Все люди в Польше и Литве нисколько не допустят до этого. У них в Литве положено, чтобы лучших людей от нас вывести и овладеть всею московскою землею». А завершалось письмо призывом «положить крепкий совет между собою» и «отписать /во все города/, чтобы всем было ведомо, чтобы всею землею стать нам за Православную веру, покамест мы еще свободны, не в рабстве и не разведены в плен».