1600 лет под водой - [42]

Кроме того, подводному фотографу грозит масса непредвиденных опасностей: ведь он весь в своей работе, остальное предано забвению. Я пришел к этому выводу, когда однажды фотографировал всплывавшую Бел, и вдруг ощутил плотную темноту в глазах и звон в голове. Оказывается, я всплыл прямехонько под корпусом «Язычника» и стукнулся затылком о дно, несмотря на то что наше суденышко было единственным плавающим предметом на многие мили вокруг.

К 10 сентября погода заметно ухудшилась, хотя обычно сентябрь в этих местах — лучший месяц в году. Вечером приходилось облачаться в толстые свитеры. В тот день за турецким кофе было созвано небольшое совещание. Питер и Иден могли оставаться лишь до 20-го; то же и Джеф; Ханса уже заждались в его картинной галерее. Правда, на 20-е намечался приезд Джорджа Дэвидсона, ныряльщика из Австралии, который проведет с нами дней десять. Таким образом, Бел, Джорджу и мне предстоит быть последними из могикан. Потом нам останется лишь передать находки властям, составить заключительный отчет для д-ра Николаичи из музея в Сплите, встретиться с д-ром Фисковичем и перегнать «Язычник» на зимнюю стоянку на Балеарские острова.

Тем временем наша карта Эпидавра постепенно заполнялась. Развалины в Чистой бухте, как мы и полагали, были частью строений, возведенных прямо у городских ворот. Через ворота пролегала главная римская дорога, перешедшая к римлянам по наследству от греков и известная в Древнем Риме как Виа Цезариа, или Виа Ветус. Эта дорога тянулась по пригородам Эпидавра, ныне погребенным в море, а следы ее виднелись там и сям на склонах холма. Она была основательно разрушена местными крестьянами, которые испещрили склоны холмов террасами, на них растут томаты и кукуруза. Городская стена тянулась от Чистой бухты напрямик к Ободу, небольшому городишку, расположенному выше Цавтата на склоне холма. Мы проверяли указанное предположение и действительно обнаружили на этой прямой следы римского форта.

Считают, что население Эпидавра доходило в иные годы до сорока тысяч, а сам город был важным центром морских коммуникаций. Подтверждение тому — остатки римского амфитеатра, бань и двух больших акведуков. Руины римских зданий занимают площадь в два квадратных километра и простираются на всем пути от Цавтата до Обода. Здесь много могил, встречаются остатки вилл, принадлежавших богатым римлянам. В одной из вилл был бассейн, выложенный яркими плитками, куда из акведука струилась когда-то чистая родниковая вода. От этой виллы до нас дошли только стены. Мы впервые услышали о ней вскоре после приезда в Цавтат, но рассказ этот показался нам сомнительным. А потом общительный Ханс повстречал восьмидесятилетнего старца по имени Иво Кунчевич, который показал нам пожелтевшую от времени фотографию с изображением выложенного плитками бассейна и рассказал, как он сам предпринял много лет назад раскопки на месте древнего Эпидавра вместе с одним францисканским монахом из Италии. Старик рассказал нам, что стены на дне Чистой бухты просматривались в его время совершенно четко уже на расстоянии метров пятидесяти от берега, да и дорогу можно было разглядеть в обоих направлениях — там, где она уходила в море и где она взбегала на холм. В одном месте ширина ее достигала пятнадцати метров.

Основываясь на рассказе старика, я нанес на карту продолжение дороги на дне моря. Центральная часть затопленного города была в свое время застроена домами и лавками. Об этом можно судить по форме и расположению холмиков грязи на дне залива.

Теперь, зная приблизительно расположение дороги, мы решили провести самый широкий поиск с помощью акваплана.

В который раз в этот день я бросаюсь на помощь выходящему из воды ныряльщику. Ханс и Иден втягивают доску, я ставлю рычаг на «тихий назад», и скоро «Язычник» останавливается в метре от головы Питера, которая болтается на волнах как будто сама по себе.

— Что там на этот раз? — спросил я. — Пусть это будет что-нибудь стоящее, а не то я нечаянно уроню якорь тебе на голову!

Питер чуть не задохнулся от прилива святого негодования.

— По-моему, там — улица! — ликующе крикнул он.

Все пришло в движение.

— Бог мой, улица! — ахнул Ханс, потирая руки. Я бросил якорь, и, когда Питер поднялся на палубу, мы уже завязывали последние тесемки, закрепляя акваланги.

— А как же я? Мой баллон пуст, у меня не хватит воздуха нырнуть с вами, — жаловался Питер. Но лишний акваланг нашелся, и через несколько минут мы все устремились на предельной скорости вниз. Дно подернулось дымкой, видимость не превышала нескольких метров, но и так была ясно видна прямая линия в окаймлении «холмиков» по обеим сторонам ее. Мы поплыли вдоль нее, чтобы убедиться, что это не каприз своенравной природы, не шутка коварного моря. Нет, она продолжалась дальше, на берегу, прямо перед гостиницей. Я всплыл на несколько метров и убедился, что эта линия составляет точное продолжение дороги, пролегающей по берегу ручья.

А впереди, прямо на нашем пути, лежал перекресток. И снова проверка с помощью компаса и всплытия на поверхность убедили нас в том, что и новая улица исходит от берега Чистой бухты. Она была шире и глубже, чем первая, как и положено главной улице. Мы пытались определить глубину донного слоя шестами, но грязь спрессовалась внизу слишком плотно. Что ж, тысячелетняя грязь добротно запрятала под своим покровом все вокруг, но мы сумели увидеть то, что лежало под ним.