1600 лет под водой - [32]

Но инстинкт убийцы взял верх. Я хотел выхватить нож, но это значило бы отпустить одну руку. Внезапно меру рванулся, и гарпун выскочил наружу. Я сунул руку под его жаберный щиток. С моей стороны это было крайне неразумно, потому что, во-первых, эта часть его тела обладает такой же всесокрушающей способностью, как и зубы, а во-вторых, сами жабры покрыты острыми, как иглы, наростами. Засунув туда руку, невозможно вытянуть ее обратно, не рискнув при этом серьезно пораниться. Есть один способ удержать такую рыбу — надавить ей на глаза большим и указательным пальцами. Это парализует ее на некоторое время. Впрочем, у меня не было возможности сделать даже это. Теперь ему не вырваться, но и мне тоже, поэтому весьма непонятно, кто же кого поймал. Ощущение было такое, словно рука попалась в мышеловку, края которой покрыты острыми иглами. Бел металась со своим ружьем, но не могла пустить его в ход из боязни попасть в меня, а я не мог взять у нее гарпун и вонзить его, потому что был слишком близко и не мог замахнуться, да и гарпун был слишком длинен. Свободной рукой я вытащил нож. Нужно заколоть его до смерти! Я нанес ему несколько ударов по голове — он бешено рвался во все стороны. Я чувствовал, как каждое его движение срывает с моей руки лоскуты кожи. И тогда я вогнал нож как можно глубже, сначала в правый, потом в левый его глаз. После этого вспорол ему брюхо. «Теперь-то ты угомонишься, приятель!» — подумал я.

А вокруг сновали полчища мелкой рыбешки, жадно пожиравшей куски его искромсанного тела. И все это время я подтягивался ближе к поверхности. Тем не менее мы были все еще метрах на двенадцати глубины, и схватка продолжалась. Я ударил ножом в его нижнюю челюсть, пытаясь высвободить свою руку, но он внезапно рванулся, и моя рука соскользнула с рукоятки. Нож задел бедро острием и отозвался режущей болью в ноге. Теперь я тоже ранен! Его кровь смешалась с моей. Я взял у Бел гарпун и воткнул его в нижнюю челюсть меру. Потом передал его Бел — теперь-то он у нее на крючке. Подтягиваясь к кораблю, я стал вытаскивать свою руку из-под его жабер. Когда над нами показалась тень корабля, я был уже свободен. Руку кололо тысячью игл, в воде плавали содранные кусочки кожи. С большим трудом я привязал рыбу к одному из крюков для снастей рядом с лестницей и выбрался на борт.

Все были слишком увлечены осмотром рыбы, чтобы заметить мое бедственное положение, кроме верной Бел, которая перебинтовала меня самым бережным образом. Когда я приковылял обратно на палубу, Дэвид спросил:

— А что это за зеленые пятна в воде? И пришлось объяснить ему, что кровь в морской воде приобретает темно-зеленый оттенок и что уже на десятиметровой глубине морская вода полностью поглощает красные лучи, точно так же, как желтые и оранжевые, а на глубине тридцать метров все вещи приобретают однообразную серо-голубую окраску.

Нога нестерпимо ныла, а боль в руке заставляла меня морщиться дней десять после этого каждый раз, когда я входил в воду. Бел поставила на палубу ведро с дезинфектантом, которым я и обмывал свои многочисленные раны.

Глава XV Визит к Асклепию

В то утро «Язычник» заливал пресную воду, и мы почти полностью успели высказать все, что думали друг о друге. А потом зычный крик Ханса известил нас о том, что цистерна с водой переполнена и что компрессор работает на пределе. Все помчались в каюту, через несколько минут были в полном облачении и готовы к погружению. Мы собирались проверить рассказ местного рыбака о множестве амфор, якобы разбросанных на десятиметровой глубине возле рифа у острова Супетар. Мне лично это казалось, мягко говоря, вымыслом, поскольку мы уже облазили все дно в этом районе. Но однажды, решив исследовать беспристрастно все возможные версии, я примирился с тем, что целый день уйдет на малоперспективный поиск. В тот день бухта порадовала нас лишь тремя римскими глиняными блюдами примерно 300 года до н. э., настолько источенными морем, что мы не смогли их опознать. Впрочем, специалистам часто удается то, что кажется невозможным дилетанту, — я отложил их в сторону для последующей пересылки Аренду в Голландию.

Поздно вечером от Аренда пришло письмо. Он писал, что его путешествие домой, в Голландию, было вполне удачным, более того, полезным: в конверте мы нашли фотографию, сделанную им в Италии. Это была стена здания, которая, несомненно, относилась ко временам Древней Греции и обнаруживала ту же самую кладку, что и столь знакомые нам стены в Чистой бухте. Значит, и те и другие стены одного происхождения. Аренд выслал также переводы некоторых надписей. Одна из них, надпись на большом глиняном черепке, заинтересовала меня. Этот осколок, по всей видимости, был частью основания какой-то статуи. Латинская надпись на нем гласила: «Публию Корнелию Долабелле из коллегии семи жрецов, консулу из рода Титов, наместнику божественного Августа Тиберия, города верхней провинции Иллирия даруют сию статую». Аренд далее указывал, что Долабелла действительно был консулом в 10 году до н. э. и легатом в 14 году до н. э. Из семьи Долабелла происходила и знатная римлянка, чьи останки, обнаруженные при раскопках церкви в Цавтате, хранятся теперь в музее Цавтата.