1600 лет под водой - [19]

Глава XI О молунатской бухте и смысле жизни

Неотложные дела вынудили Аренда и Сьюзан вернуться в Голландию. Однако перед отъездом Аренд просил нас проделать в его отсутствие две вещи: продолжить раскопки стен, извещая его решительно обо всех находках, и по возможности тщательнее обыскивать подножия стен в поисках черепков.

Проводив их до парома, мы вернулись в Чистую бухту. Раскопки возобновились. Одни работали насосом и обнажили еще одну стену, другие долбили ломом у основания стен. Это был адский труд, потому что стены были буквально впаяны в серую окаменевшую глину. Постепенно выяснилось, что это спрессовавшиеся веками осадки, а не фундамент, сложенный рукой человека. За два дня каторжного труда мы проделали в этом твердокаменном ложе отверстие в метр глубиной, но так и не достигли дна.

— Нашли что-нибудь? — Я поднял голову и увидел Джонни, нашего приятеля из местных жителей, который, кстати, отлично говорил по-английски. Он незаметно подобрался к нам на своей моторке.

— Ничего особенного, Джонни, только несколько черепков да пару монет. А что у вас?

— Да вот, вышел в море попытать удачи, — сказал он, — а знаете, в бухте видели акулу, так что будьте начеку.

Я слышал о том, что иногда акулы посещают Адриатику, но никак не рассчитывал на личную встречу с одной из них.

— Уже были несчастные случаи? — спросил я о неподдельным любопытством.

— Всего два за последние несколько лет. Я не знаю, что это за акула, сам я ее не видел, но вы все же не зевайте. Да, совсем забыл. Если у вас есть время, я готов показать то место, где в прошлом году видел амфору.

— В прошлом году? — разочарованно протянул я, — И вы думаете, она все еще там?

— А почему бы и нет? Здесь эти штуки мало кого трогают.

Ну что ж, амфоры важны для нас даже не столько сами по себе, сколько из-за того, что они могут указывать на место катастрофы древнего судна и означать близость других, более интересных вещей. Бел, Бастиан и я, прихватив два баллона, взгромоздились в лодку Джонни.

Двадцать минут спустя Джонни заглушил мотор и выбросил якорь. Мы находились у входа в бухту, неподалеку от одинокого маяка. Вода была адски холодна, но мы ничего лучшего и не ждали. Поэтому Бастиан и я без лишних слов натянули акваланги и ринулись вниз. В расселинах каменистого дна здесь гнездилось много рыбы, а в одном месте мы даже увидели большой крюк, на котором извивался осьминог; мы забрались, по всей видимости, в чьи-то рыболовные угодья.

Вдруг я заметил квадратный ящик, но, подплыв поближе, увидел, что он оплетен двумя стальными полосами. «Сундук с сокровищами? Да нет, так не бывает!» — подумал я и снял с пояса топорик. Несколько резких ударов — и крышка раскрылась, как спелый банан.

Ружейные обоймы, по меньшей мере тысяч десять! Бастиан и я переглянулись в замешательстве. Я знаком показал Бастиану, что надо бы осмотреть здесь дно. Через минуту я увидел краешком глаза, что Бастиан рванулся к небольшой кучке на дне. Я подплыл к нему, и как раз вовремя — он держал в руках что-то весьма напоминающее ручные гранаты со старыми проржавевшими чеками. Я бросился, чтобы закрепить их, но Бастиан, не догадываясь о назначении своей смертоносной находки, небрежно уронил гранаты на камень. Я шарахнулся в сторону.

Позже я пытался выяснить происхождение всей этой обильной амуниции. Похоже, что корабль с грузом боеприпасов взорвался где-то поблизости: гранаты были немецкими, образца 1914 года. Может быть, именно здесь затонуло судно известного нам «Робинзона».

Потом в поле нашего зрения попали обломки амфоры и большая металлическая плита, придавившая приземистый глиняный сосуд диаметром по крайней мере сантиметров в сорок. Римляне и греки хранили в таких сосудах зерно или масло; по форме они напоминают приплюснутый мяч для игры в регби с двумя ручками и круглым горлом. Трудно представить, как древние ухитрялись носить их. В музее в Сплите мы видели амфору, которую сильный мужчина, взявшись за одну ручку, вряд ли мог бы даже сдвинуть с места. Есть злая ирония судьбы в том, что произведение древнего мастерства выстояло против всех ухищрений и ударов коварного моря и пало, сокрушенное убогим творением нашего «цивилизованного века»!

Стало трудно дышать. Манометр показывал десять атмосфер. Я нехотя всплыл на поверхность. Лодка покачивалась в отдалении. Я выплюнул загубник и, ухватив зубами шноркель, поплыл поверху.

Джонни удивился, что мы не нашли его амфоры, но заинтересовался патронами. Мне не терпелось взять два других баллона и нырнуть еще раз, но совесть не позволила мне бросить на целый день тех, кто в поте лица трудился на стенах.

— Назад, на корабль, Джонни! Как-нибудь попробуем еще разок!

Наш насос тем временем разошелся не на шутку. Работал он исправно, но очень скоро превратил Чистую бухту в непроглядное вспученное месиво. Продолжать работу не имело смысла. Поэтому Ханс отправился с легким сердцем в Цавтат, а оттуда в Дубровник, где у него была назначена встреча с одним капитаном, который участвовал когда-то в спасательных работах в Молунате, в десяти милях отсюда.

Мы и раньше знали об этих развалинах в Молунате, но не обратили на них ни малейшего внимания, так как они, на наш взгляд, не имели прямого отношения к Эпидавру. Однако еще в Голландии Ханс видел металлический кувшин и несколько кинжалов, купленные, как оказалось, в Молунате у местного рыбака. Кувшин относился к III веку н. э., то есть к эпохе заката Римской империи. Кинжалы были турецкими и датировались одиннадцатым веком. Рыбак утверждал, что нашел их на затонувшем корабле.