1600 лет под водой - [16]

И вот мы с Бел в музее.

Что это за прекрасное зрелище, когда в ленивом луче солнечного света светятся камни с греческими надписями и митраическими[9] картинами, ссохшиеся сосуды, окаменелые куски дерева и тусклая бронза римской утвари!

Мы стоим перед останками Долабеллы, римлянки, найденной в 1920 году под развалинами церкви Сант-Никола.

Череп Долабеллы покоится в картонном ящике в обрамлении того, что некогда было, несомненно, грациозными округлостями, вызывавшими восхищение поклонников. Мне удалось сделать довольно удачное фото Ли, прильнувшего к бездонным глазницам Долабеллы.

Позже мы поднялись на холм к мавзолею, который упоминается сэром Артуром Эвансом как церковь Св. Рокко. Это несколько римских саркофагов, высеченных прямо в скале. Нам показали остатки римского амфитеатра и стену, которая когда-то стояла в величественном обрамлении мраморных плит. По мелким каналам журчит вода. По всей видимости, здесь когда-то были римские бани.

И все же мне не терпелось отыскать пещеру. О ней здесь ходили легенды, а даже мой более чем скромный опыт археолога подсказывал, что зачастую за легендами стоят весомые факты; надо только уметь их обнаружить. В конце концов, Шлиман не нашел бы Трои, не верь он в легенду.

Одна из легенд повествовала о Кадмии и его жене. Боги немилосердно преследовали их детей. Убитые горем, супруги умолили Зевса превратить их в змей. Зевс не заставил себя долго упрашивать, он немедленно обратил Кадмия в пресмыкающееся. К ужасу окружающих, змея вскарабкалась на грудь женщины и свернулась в клубок, пытаясь согреться. А потом внезапно стало уже две змеи. Они уползли в горы, где и прожили душа в душу остаток своих дней. Так излагает историю Кадмия Овидий. Все эти метаморфозы происходили в цавтатской пещере.

Для нас более важное значение имела легенда о том, что в пещере гнездилась змея, принесенная в жертву богу Асклепию.

Имя это знакомо многим по греческим мифам. Нас заинтересовало то, что Асклепий был особо почитаем в древнем Эпидавре. В его честь, как известно, греки воздвигли величественный храм. Ну как тут не сделать предположения, что культ Асклепия греки принесли с собой и в новый Эпидавр?! А вместе с Асклепием появилась и неизменная змея, потому что змея, с ее способностью менять кожу, считалась символом врачевания, символом вечного обновления. Очевидно, пещера и была местом отправления культа Асклепия и его змеи.

Но существует еще и третья легенда. Змея в ней перевоплотилась в дракона и стала олицетворением зла, которое символизирует язычество. В пещере было логово этого дракона, который своим дыханием затягивал туда зазевавшихся крестьян и пастухов, подвергал их неслыханным мукам, а потом справлял над ними шумные трапезы. Христианский святой Илларион пришел к входу в пещеру, начертал на стене крест, а затем вызвал дракона на битву. Тот опрометчиво покинул свое убежище и, как водится, был убит.

К сожалению, никого из местных жителей не интересовали ни легенды, ни сама пещера. Тем не менее нам удалось познакомиться с одним стариком, который рассказал, что семь — десять лет назад некий монах загорелся желанием узнать, есть ли хоть доля правды в христианской легенде. Он вошел в пещеру… навсегда. Поговаривали, что в глубине ее находится бездонное озеро. В него-то, как полагал старик, и угодил несчастный монах.

— Входил туда кто-нибудь после этого?

Он думает, что нет. Да и кому какое дело до этой пещеры.?

— А вода там пресная или соленая, морская?

— Нет, — отвечал он, — пресная, холодная вода и очень чистая. — И через секунду, помрачнев, добавил: — Была чистая, покуда туда не свалился этот монах!

Я сам попытался разузнать кое-что о пещере и установил, что в годы прошедшей войны немцы смонтировали там насос для снабжения города пресной водой: значит, озеро было довольно глубоким.

Оставалось совсем немного — отыскать эту самую пещеру. Бел и я исходили все тропки у вершины цавтатского холма, но так ничего и не нашли. Мы вернулись в кафе, на набережной, где столкнулись носом к носу с Арендом и его женой. Оставив женщин в кафе, мы с Арендом продолжили поиски.

На этот раз мы выбрали одну из узких улочек, что взбегали на холм меж домов. Без сомнения, она мало изменилась со времен Римской империи. Об этом ясно говорили тесаные мостовые плиты греческого или римского происхождения, которые напомнили мне камни Помпеи.

Миновав дома, мы вышли на вершину холма, где Аренд заметил два римских саркофага, высеченные в скале. Он вознамерился разглядеть их поближе, но, уцепившись за скалу, больно укололся о колючки, разбросанные кем-то поверх стены с единственной целью охладить пыл непрошеных визитеров. Последующая часть его монолога была на голландском, но по жестам и интонации я понял, что именно он хотел сказать. Мы двинулись дальше, потом свернули на другую тропинку. Но не успели пройти и нескольких шагов, как увидели ступеньки, почти совсем укрытые от глаз в зарослях ежевики. Они круто сбегали вниз, к чернеющей расселине.

— Ты думаешь, нашли? — с сомнением спросил Аренд.

— Должно быть, иначе для чего же ступеньки? — С этими словами я поскользнулся и, сделав неимоверный пируэт в воздухе, удачно приземлился на ноги у самого входа.