16 наслаждений - [81]
Три остальные фрески были сняты таким же образом, без всяких происшествий.
Позже в течение дня я наблюдала, как Сандро удаляет с задней части фресок остатки штукатурки, слегка постукивая резиновым молотком, до тех пор, пока не осталось ничего, кроме самой краски. И теперь можно было видеть фрески с внутренней стороны, когда все образы перевернуты, как в зеркале. На следующий день эти образы должны были быть перенесены на сильно растянутые холсты.
Репортеры и фотографы ушли. Техническая команда разошлась домой на ночь. Аббат и монахи находились в трапезной. Мы были одни.
– Ты должен быть доволен, – сказала я, – strappo удалось на славу. Твоя фотография появится завтра, во всех газетах.
– Этот дурак аббат, – воскликнул он, – считает, что огласка привлечет туристов!
– Он, возможно, и прав, ты так не думаешь?
Тук-тук-тук. Стук-стук-стук.
– Я думаю.
Мне кажется, вряд ли у Сандро была хотя бы одна метафизическая косточка во всем его организме: это был человек, который любит вещи больше, чем идеи, поверхность – больше, чем сущность. Но временами с ним случались приступы этакого метафизического настроения, когда он начинал говорить об искусстве, о живописи и мог нарисовать в своем воображении видения гибели вселенной, вызывающие слезы на глазах. Краски выгорают или со временем меняют цвет, детали исчезают в становящихся все темнее тенях, слой краски крошится и рассыпается. Никто никогда не видел ни одной картины из классической Древней Греции, и такая же участь неизбежно ожидает каждое полотно в Уффици, и в Палаццо Питти, и в Лувре, и в Старой Пинакотеке, и так далее. Современные картины погибнут так же, как и произведения Средневековья и Ренессанса, поскольку большинство современных работ менее стойкие, менее прочно сработанные, чем картины ранних веков.
– Ну, – сказала я, – появятся туристы или нет, ты спас фрески, и я думаю, это замечательно.
– Strappo всегда поражение, – сказал он, – а не триумф. Мы вырвали эти фрески из их естественной среды обитания. Мы превратили их из архитектуры в станковую живопись. И это только начало: все неровности и шероховатости грунта, на котором они находились, придававшие фрескам вес и плотность, будут сглажены еще до того, как я закончу. Краска была травмирована во время операции, и новый задник придаст ей другие оптические черты. И пока я здесь стучу, крошащийся intonaco сдирает с краски тонкий слой кожи.
Как грустно! И тем не менее Сандро был самым жизнерадостным человеком из тех, что я когда-либо встречала, и эти настроения были столь же эфемерны, как фруктовые мошки. В тот вечер мы пошли в тратторию «Мареммана», один из моих любимых ресторанов, ели на ужин лазанью al forno и креветки, приготовленные на гриле, и выпили больше вина, чем обычно. По дороге домой Сандро пел, по-английски «Цветы, которые распускаются весной» из «Микадо», и я жалела о том, что не знала партий Гилберта и Салливан достаточно хорошо, чтобы подпевать ему, но все равно подтягивала на уровне тра-ля-ля.
Это был, в целом, период полного спокойствия и острого счастья. Я знала из папиных писем, что он продал дом в Чикаго и купил плантацию авокадо в Техасе, на Рио-Гранде. Поэтому я почувствовала себя странным образом отрезанной от моей старой жизни, от меня самой – той, какой я была в той старой жизни, как планета без Солнца. Но у меня началась новая жизнь, появилась новая я, новое Солнце, так что я не позволила себе переживать по этому поводу.
Сандро и я продолжали жить вместе, как муж и жена, за исключением одной вещи: мы никогда не ссорились. Я действительно не могу вспомнить ни одного плохого слова. Он всегда был внимателен, заботлив и щедр, хотя его финансовое положение становилось все хуже. Личный адвокат – не Джианоццо, а другой – угрожал «денонсировать» договор с ним. Ресторан быстрого обслуживания закрылся, так что не было возможности получить назад долговую расписку, которую он подписал совместно с рестораном. Спор, кому принадлежало право распространять низкокалорийное вино, так и не разрешился. Но мы выходили ужинать каждый вечер, и почти каждую неделю он дарил мне что-нибудь – маленькое, но дорогое: золотую цепочку, особенную помаду, красивое белье.
Сандро был очень известным человеком, человеком у всех на виду, и хотя нас никогда не приглашали никуда как пару, мы очень осмотрительно относились к встречам с другими людьми. У меня тоже был свой круг знакомых. Флоренция – маленький город; прошло совсем немного времени, и я стала случайно встречать на улице старых друзей. Проблема была не в том, что я их встречала, а в том, чтобы узнать их. Но с тех пор как я однажды встретила Сильвию перед входом в Марзоссо, я возобновила отношения со всеми, включая Фабио, у которого была своя мясная лавка на Виа Пиетрапиана, недалеко от Санта-Катерина Нуова.
Я не была в Санта-Катерина с того момента, как ушла оттуда, хотя каждый раз, когда пересекала площадь Сан-Пьер Маджиоре, меня что-то странным образом влекло назад и соблазняло постучать в дверь. Но так или иначе, я почему-то не хотела попасть в ситуацию, когда мне пришлось бы все объяснять. Я собиралась подождать, пока не продам Аретино, но у меня до сих пор не было плана, как это сделать.
