15 встреч с генералом КГБ Бельченко - [22]

Его хорошо знали и местные власти — он постоянно заезжал и в райком, и в обком партии.

Обычно после объезда застав, комендатуры отряда Бабкевич собирал широкое совещание, где делился своими впечатлениями. И ему не надо было смотреть записи в блокноте. Адъютант в данном случае не являлся ему помощником. В его памяти всегда были самые интересные факты. Он называл фамилии людей плохих и хороших, называл наименования застав, комендатур,' говорил о положительных и отрицательных сторонах службы, которые обнаруживал.

Очень большую информацию о состоянии дел Бабкевич получал у красноармейцев. Когда ему в отряде или комендатуре готовили для ночлега отдельную комнату, специально отведенную для приезжих, он никогда там не ночевал, всегда шел спать в казарму к бойцам. И часто красноармейцы не знали, возвращаясь из наряда, что у них на свободной койке спит самый крупный их начальник в округе. И, естественно, делились своими впечатлениями о службе на границе, высказывали свои обиды, свои настроения.

Этой информацией Бабкевич пользовался во время совещаний и говорил о том, что заслуживало самого пристального внимания соответствующих начальников. На совещании говорил просто, доходчиво и, если надо, долго. Я был свидетелем, когда он в городе Керки проводил одно совещание после длительной поездки по границе. И говорил с одним перерывом 4 часа, не заглядывая ни в какие бумаги. Его выступление было интересным, поучительным.

Когда приехал Бабкевич, был выходной день. Командиры, политруки и оперсостав, свободные от несения службы по охране границы, находились около своих домиков, расположенных рядом с управлением отряда, кто-то читал, кто-то играл в шашки или шахматы.

Мои товарищи тоже играли в шахматы. А я в них не играл. Стоял, читал газету, смотрел на них (а они играли, реплики бросали, спорили) и думал: «Вот чудаки, заняты черт знает чем». Это уже потом, значительно позже, я оценил шахматы и увлекся ими. А тогда думал: «Ну, убивают ребята время».

К каждой группе подходил Бабкевич. Справлялся о здоровье, настроении, кое-где принимал участие в игре и в шашки, и в шахматы, интересовался, как живут семьи. Тут же были жены и дети. Он и с ними вступал в разговор. Всегда ему жены жаловались на проблемы с жильем. Он разъяснял, что партия и правительство отпускают средства и постепенно жилье строится, положение будет улучшаться, но сразу всего решить нельзя.

Вдруг он подошел к той группе, где я сидел. Я в это время просматривал журнал «Крокодил». Он спросил меня:

— Ну, есть что-нибудь интересное?

Я ответил, что пока в этом журнале ничего интересного не нашел.

— А у меня к вам есть разговор.

Взял меня под руку, и мы отошли. Он говорит:

— Знаете, в Каратегине и Гарме произошли крупные события, фузаиловская авантюра. Бывший кара-тегинский бек Фузаил Максум перешел из Афганистана на нашу территорию, объявил газават, то есть священную войну против кафиров (неверных), и при поддержке байства, духовенства, крупных чиновников эмира бухарского поднял мятеж. Часть середняков и бедняков — под угрозой расправы, если не будут поддерживать Фузаил Максума, остальные под влиянием духовенства — тоже спровоцированы, принимают участие в этом антисоветском выступлении. Сейчас мы создаем Калай-и-Хумбскую пограничную комендатуру. Нам надо укомплектовать ее хорошим составом. Воинские части и наши пограничники дерутся с этими бандами и, очевидно, скоро ликвидируют их. Но надо организовать надежную охрану границы на этом участке, так как она по существу не охранялась, и покончить с остатками этих авантюристов. Я вам предлагаю поехать туда помощником коменданта по политчасти.

Это было большое повышение, с трех кубиков сразу шпалу, капитан по нынешним временам. Бабкевич продолжил:

— Мы остановились на вас. Зная Памир, Калай-и-Хумб, я вам могу сказать, что там хороший личный состав. Комендант Дрегалов — он же и начальник Калай-и-Хумбского райотдела ОГПУ — старый чекист. Но его заместитель Дианов не тянет — вот мы и решили предложить его пост вам. Правда, у вас есть одно важное обстоятельство, мешающее вам, — это маленький ребенок. Поэтому я не настаиваю. Может быть, вы сумеете как-то решить эту проблему. Мы были бы довольны, если бы вы поехали туда, а если не сумеете, то насиловать вас не станем.

Я подумал и сказал:

— Разрешите мне завтра ответить вам.

А у меня в 1929 году родился старший сын. Рожать Надежду Павловну я возил в Термез, потому что у нас только фельдшер был. Врач положен был в отряде, но его не было. И мне И. И. Масленников велел везти ее в городскую больницу.

Мне этот город уже был знаком. Надежду Павловну положили в роддом при больнице, а я жил рядом, в доме начальника Термезской заставы (там была комнатка для приезжих). Сама застава была тоже рядом.

И вот что интересно. Жена начальника Термезской заставы Никитина, зная, что мы ожидаем ребенка, как-то сказала: «А я видела Надежду Павловну. Мальчик у вас будет, вот попомните мои слова». Действительно, родился мальчик.

Надо было давать имя сыну. И вот однажды, когда сидели мы с женой начальника заставы на скамеечке возле их дома, я спросил ее: