1356 - [98]

И Томас вдруг осознал, что атака отбита. Журчала река, пели птицы, жалобно кричали умирающие и раненые лошади.

Лучники снимали тетивы, и луки выпрямлялись. Пленных, частью раненых, частью оглушённых, набралась, как ни странно, немало. Их погнали к броду. Англичане занялись сбором трофеев. С трупов снималось всё, что представляло ценность: доспехи, оружие, с коней — сёдла и сбруя. Изувеченных животных, которые были ещё живы, отстегнув налобник, добивали ударом булавы или клевца. Лучник, раздев французского рыцаря, надел на голову бацинет с хундсгугелем и с удовольствием опоясался богато украшенным мечом.

— Сэм, — окликнул друга Томас, — надо стрелы собрать.

Тот с ухмылкой кивнул и повёл десяток эллекинов к месту бойни. Кроме стрел там есть чем поживиться. Раненый француз поднял руку, показывая подходящему англичанину, что сдаётся. Латник присел к нему, перебросился парой фраз, затем поднял лежащему забрало шлема и равнодушно вогнал в глаз кинжал.

— Слишком беден, чтобы выкуп заплатить, — послышалось за спиной Томаса.

Прикончивший француза воин тем времен обтёр кинжал и принялся обшаривать труп. Тот же голос над плечом Томаса прокомментировал:

— Чёрт, жестокие мы ребята. Зато мы захватили маршала д’Одрегема, и разве это не отличное начало поганого денька?

Томас обернулся. Говорил всадник с белой звездой на жюпоне, командовавший лучниками Уорвика. Забрало было поднято. Лицо с резкими чертами лица украшали пышные седые усы, а, встретившись с властным взглядом прозрачных синих глаз, Томас инстинктивно пал на одно колено:

— Ваша Милость.

— Томас Хуктон, не так ли?

— Да, сэр.

— А я ещё думаю, откуда здесь взяться гербу Нортхэмптона? — благожелательно продолжил по-французски всадник.

Томас приказал надеть эллекинам в бой ливреи герцога, цвета которого хорошо знали в английской армии, потому что нарукавных повязок с крестом святого Георгия, обычным опознавательным знаком англичан, на всех не хватило. Говоривший с Томасом носил на шее цепь Ордена Повязки и был герцогом Оксфордом, родственником сеньора Хуктона, герцога Нортхэмптона. Оксфорд дрался под Креси, потом их с Томасом пути-дорожки пересекались в Англии, тем не менее, лучника удивило то, что вельможа помнит не только его, но и помнит то, что Томас владеет французским. Нортхэмптона Оксфорд по-свойски именовал «Билли»:

— Жаль, что Билли далече, у нас нынче каждый добрый рубака на счету. А тебе я бы посоветовал отвести своих ребят на холм.

— Отвести, сэр? Почему?

— А ты прислушайся.

И Томас прислушался. И услышал бой барабанов.

Когда тяжёлые всадники д’Одрегема атаковали правый край растянутой английской обороны, горстка других рыцарей выехала перед боевыми порядками баталии дофина, вызывая англичан на поединки.

Их было шестеро. У каждого за плечами имелся внушительный список турнирных побед. Их чистокровные скакуны, как и лучшие доспехи, покупались за деньги, выигранные на ристалищах. Приблизившись к английским позициям, поединщики громкими криками известили противника о своём прибытии и намерениях. Англичане никак не реагировали. Даже лучники жалели стрел, ведь какой смысл убивать шестерых идиотов, ожидая нападения тысяч?

Поединщики ждали, и принц Уэльский на всякий случай распорядился:

— Передайте войскам на вызовы не отвечать.

Поединщики, питавшие надежды скоренько убить или сшибить с коня пару-тройку англичан для поднятия духа своего воинства и вящего позора воинства вражеского, стали проявлять признаки нетерпения.

— Эй, вы, бабы! — орали они англичанам, — Что, забыли, как драться?

— Плевать на них, пусть гавкают, пусть хоть лопнут… — цедили своим английские командиры.

Но один неслух сыскался. Собственно, «неслухом» его назвать было бы неправильно. Он не клялся в верности ни единому военачальнику из числа англичан и гасконцев. Неслух взлетел в седло, взял у оруженосца копьё и направил коня к кучке поединщиков.

Жюпона он не надел, а броня, начищенная, как зеркало, сияла. Султан турнирного шлема состоял из нежно-голубых перьев, а в середине смоляно-чёрного щита цвела белая роза без шипов, цветок Девы Марии. Вокруг шеи рыцаря был повязан женский шарф голубого шёлка, дар Бертильи. Де Веррек повёл коня по тропке сквозь виноградник к ровному пятачку на дне долины. Там он лошадь повернул и замер, будто приглашая к поединку любого из шестерых.

И один из них ответил на вызов. Он был парижанин, сильный, как бык, и быстрый, как молния. Тёмная синева его жюпона походила на ночное небо, а доспехи не ведали полировки. Эмблемой его был красный полумесяц, нарисованный на щите и вышитый на гербовой накидке.

— Предатель! — крикнул он де Верреку.

Роланд ухом не повёл.

Парижанин и пятеро его товарищей спустились к де Верреку.

— Эй, предатель! — вновь проревел парижанин.

И опять де Веррек даже не шелохнулся.

— Убивать тебя не стану! — надрывался парижанин по имени Жюль Ланжье, без труда орудовавший пятиметровым ясеневым копьём, — Я тебя не убью! Я привезу тебя в цепях королю, и пусть он казнит тебя! Может, хочешь сбежать? Давай! Я обещаю, что гнаться не буду!

Роланд де Веррек вместо ответа захлопнул забрало и нацелил копьё вперёд.