1356 - [96]

Направляющихся к реке.

Маршал д’Одрегем и лорд Дуглас вели тяжёлую конницу сокрушить лучников на флангах англичан. Вели триста двадцать всадников, морды дестриеров которых закрывали металлические или из вываренной кожи налобники, а грудь защищали латные или опять же кожаные пластины. Броня отягощала животных, но она же их и берегла.

Д’Одрегем и Дуглас первоначально намеревались перемахнуть долину, въехать на Шамп-д’Александр и с холма по лесу Нуайе достигнуть края изгороди, прикрывавшей позиции противника. Обогнув живое заграждение, они бы легко разметали лучников, которые, как предполагалось, находились за ним. Сколько их там могло быть, с тысячу? Разделавшись со стрелками, всадники вернулись бы к своим, спешились и, сняв шпоры, примкнуть к армии, что пешком проутюжит оставшихся без лучников англичан.

Таков был план битвы: тяжёлая кавалерия уничтожает лучников, а пеших латников добивают пешие латники. Увы, выехав на вершину западного холма, д’Одрегем и Дуглас заметили английские стяги прямо за изгородью, и двигались стяги на юг.

— Что эти свиньи делают? — спросил д’Одрегем, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Драпают, — высказался Дуглас.

Восходящее солнце зажгло небо на востоке. Лес казался чёрным, и, тем не менее, знамёна, маячащие среди деревьев, не приметить было невозможно. Дюжина флагов, движущихся южнее, где д’Одрегем узрел блеск воды.

— Переправляться вздумали! — воскликнул маршал.

— Бегут, — поддакнул Дуглас.

Миг д’Одрегем колебался. Не из страха. Бить англичан он учился с юности, ещё в Шотландии, дрался с ними в Бретани, Нормандии, под Кале. Просто не нравилось ему менять планы сражение вот так, на ходу. А менять надо было. Атака дальнего холма, где, как предполагалось, находилось левое крыло англичан, похоже, потеряла смысл. Там теперь кишмя-кишели латники. Напасть-то на них можно, но кто тогда вырежет лучников? И где их искать, этих лучников?

— Там брод внизу, — осмелился сообщить один из воинов д’Одрегема.

— Откуда знаешь?

— Я вырос в этих краях, господин.

— Атакуем брод, — решился маршал.

Он развернул дестриера, и полы синей попоны в диагональную белую полоску хлопнули коня по бокам. Щит маршала нёс тот же герб и даже плюмаж на шлеме состоял из синего и белого перьев.

— За мной! — гаркнул д’Одрегем и повёл тяжёлых кавалеристов на юг.

Скакать вниз, к реке, было не в пример легче, чем если бы они, как задумывалось, гнали коней вверх, на занятый англичанами холм. Броня бряцала и позвякивала, копыта тяжело били землю. Копья прихватил мало кто из всадников, большинство отдало предпочтение мечам. Кони перешли на шаг. Впереди дно долины понижалось, переходя в обширную пойму Миоссона. Там виднелись деревья, а за деревьями д’Одрегем ожидал найти лучников, защищающих брод.

Лорда Дугласа на правом краю атакующих сопровождал десяток шотландцев.

— Начнут пускать стрелы, опускайте забрала, — говорил он своим, — И наслаждайтесь дракой!

Он намеревался насладиться ею в полной мере. Убийство англичан было любимой забавой клана Дугласов, и лорд ощущал возбуждение. Он до последней минуты боялся того, что чёртовы попы уболтают короля мириться, или ещё что-нибудь произойдёт, в результате чего сражение сорвётся, а англичане сбегут.

— Не прохлопайте моего треклятого племянничка! — предупредил Дуглас бойцов, — Столкнётесь с ним — не убивайте! Живым брать!

Едва ли, конечно, в бою судьба сведёт их с Робби, но если сведёт, то взять его лорд хотел непременно живьём, чтобы тот дорого заплатил за предательство.

— Повторяю, живьём! Чтобы было кому потом заливаться горючими слезами от боли, оплакивая предательство!

— Он у меня будет кровью плакать, — пообещал Скалли.

Они въехали под деревья, и всадники смирили бег коней, уклоняясь от веток. Стрелы не падали, противник не давал о себе знать. Дуглас задумался. Прав ли д’Одрегем? Действительно ли англичане решили по-тихому сделать ноги? Дай-то Бог. Вместо топота копыт слышалось чваканье. Твёрдый грунт сменился подтопленной почвой, в которой вязли ноги коней, а вместо дубов начало попадаться больше ив и ольх, а впереди уже сверкала река, рядом с ней скопились телеги, суетились люди. А вот и лучники!

Маршал д’Одрегем заметил перевёрнутый фургон, суматоху, затем ему стало не до обоза, потому что воздух рассекли стрелы. Куда они летят, маршалу не надо было гадать. Радуясь тому, что верно оценил намерения врага, д’Одрегем опустил забрало и ударил коня шпорами.

Лучники герцога Уорвика ещё не дошли до брода. Стрелки Томаса оказались один на один с конной атакой французов. Эллекины были люди опытные, поэтому для ведения огня по накатывающейся лаве приготовили стрелы с широкими треугольными наконечниками. От острия у такого наконечника отходили назад два заточенных железных пера, легко рассекающих при попадании мускулы и крупные кровеносные сосуды. Именно такие стрелы выбивали лошадей при Креси, заставляя захлёбываться конные атаки французов, поэтому и сейчас стрелы с треугольными наконечниками легли на тетивы, лучники натянули свои луки до самого уха.

Боевой лук был высотой в рост человека. Он изготавливался из ветвей тисов, растущих в солнечных краях поближе к Средиземному морю. Жердь обтёсывалась так, чтобы с одного бока оставалась золотистая заболонь, а с другого — тёмная сердцевина. Сердцевина у тиса тугая, она противится сжатию; заболонь, наоборот, пружиниста и упруга. При сгибе они работают вместе, выпрямляя древко с чудовищной силой. Стрелки натягивали такой лук до уха. Целиться в такой стойке, полагаясь на глаза, невозможно, а меткость английских стрелков основывалась на опыте и была почти инстинктивной, выработанной в ходе многолетних тренировок, необходимых также, чтобы нарастить мышцы, без которых было невозможно натянуть самое устрашающее оружие христианского мира — английский длинный лук.