1356 - [53]

Филипп неопределённо дёрнул плечом:

— Часа два езды.

Роланд отвлёкся, чтобы приказать оруженосцу напоить его лошадь:

— Только не давай ему пить много… — повернулся опять к Филиппу, — В Бурж когда отправитесь?

— Через денёк-другой.

— И пойдёте на англичан?

— Если король позовёт, пойдём. Не позовёт, будем резать их фуражиров и отставших, — Филипп задрал кольчугу и принялся шумно мочиться на дерево, — При некотором везении захватим знатных пленников: глядишь, разбогатеем.

И тогда свистнула первая стрела.

Томас и его эллекины на еле волочащих копыта от усталости лошадях въехали в крохотный городишко. Как он назывался, Томас не знал и не желал знать. Имейся объездная дорога, Хуктон и не заглянул бы сюда. Увы, обогнуть город не представлялось возможным, а потому Томас решился углубиться в переплетение узких улочек, предварительно озаботившись связать запястья молодому Питу и заткнуть ему рот кляпом из тряпок.

— Жратвы бы прикупить, — произнёс Карл.

— Только быстро, — не стал возражать Томас.

Они выехали на площадь в центре города, который городом-то можно было поименовать с большой натяжкой, ибо он не имел ни замка, ни даже крепостных стен. На западном конце площалди стояли прилавки; с севера к пологому холму притулился постоялый двор. Томас выдал Карлу несколько монет:

— Вяленой рыбы возьми, хлеба, сыра.

— По-моему, брать не у кого. Никто не торгует, — буркнул Карл.

И продавцы, и покупатели толклись у церкви. На эллекинов оглядывались без интереса, хотя пара торговцев при виде чужаков вернулась за прилавки в надежде заработать грош-другой. Томас подъехал к толпе ближе и рассмотрел того, к кому были прикованы взоры горожан: ражего седобородого мужчину на верхней ступени церковного крыльца. Правая рука у детины отсутствовала, к культе была прикреплена деревянная спица с накрученным на неё свитком. На голове мужчина носил плотно сидящий шлем, а на потрёпанном синем жюпоне красовались золотые королевские лилии. Заметив Томаса, здоровяк опустил развёрнутый со спицы пергамент и громко спросил:

— Вы кто такие?

— Мы служим графу Бера, — соврал Томас.

— Значит, возвращайтесь к нему поскорее.

— Почему это?

Детина махнул свитком:

— Это — арьер-бан[12]. Бера и остальных господ король призвал на службу. Англичане выползли из норы.

Горожане глухо загомонили после этих слов; кое-кто бросал на запад опасливые взгляды, будто ожидая, что там сейчас покажутся англичане.

— Они что, сюда идут? — удивился Томас.

— Хвала Господу, нет. Вроде бы, они на севере, но кто их разберёт? Лукавый может направить безбожников на юг в любой момент.

Жеребец Томаса беспокойно переступил с ноги на ногу. Лучник похлопал его по шее:

— А что же король?

— Господь ниспошлёт ему победу, — уклонился от ответа вестник, очевидно, не располагая никакими новостями о планах и действиях монарха, — а мой господин собирает вассалов в Бурже.

— И кто же твой господин?

— Герцог Бери́, — гордо возвестил седобородый.

Томас кивнул. Это объясняло королевский герб на жюпоне детины. Титул герцога Бери, дававший право владения бесчисленными имениями, носил сын короля Иоанна Французского.

— Герцог намерен драться с англичанами один на один?

Вестник поморщился:

— Видимо. Все владетельные господа с юга Франции обязаны собраться со своими бойцами в Бурже.

— Где это?

— Где-то на севере. Точно не скажу. Знаю лишь, что от Невера туда проложена хорошая дорога.

— Ха! Знать бы ещё, где этот Невер! — усмехнулся Томас, — А Лабрюиллада призыв твоего господина тоже касается?

— А как же. Всех до единого владетельных господ касается. С Божьей помощью соберём все силы в кулак и сотрём чёртовых островитян в порошок.

— От этих добрых людей тебе что надо? — Томас обвёл рукой толпу из шести-семи десятков человек, среди которых не было ни одного, похожего на солдата.

— Подати, что же ещё? — недовольно крикнул бородач в окровавленном мясницком переднике.

— Подати до́лжно платить, — твёрдо сказал вестник, — Побьём англичан, с войском надо будет рассчитаться.

— Мы заплатили подати! — рявкнул мясник, и горожане поддержали его гулом.

Седобородый заметил связанного Питу:

— Преступник? Что натворил?

— Обокрал графа, — на голубом глазу солгал Томас.

— Здесь его повесите? — спросил вестник с надеждой в голосе, уповая на то, что зрелище казни развлечёт горожан и несколько успокоит страсти.

— Нет, в Бера, — разочаровал его Томас, — Граф хочет повесить его лично.

— Жаль.

Вестник свернул документ и, спустившись по ступеням, протолкался к Томасу:

— Есть разговор.

Повадки и манера вести беседу выдавали в седобородом человека бывалого, которого трудно чем-то удивить, а широкие плечи и шрамы указывали на вполне определённый род занятий.

— Латником был? — не удержался от вопроса Томас.

— Был. Пока какой-то гасконский сукин сын грабку не укоротил, — вестник жестом пригласил Томаса переместиться в центр площади, подальше от ушей горожан. Представился, — Меня зовут Жан Байод. Служу у Бери сержантом[13].

— Ну и как у него служится?

— Как думаешь, каково служить хозяину, у которого молоко на губах не обсохло?

— А у него не обсохло?

— Герцогу пятнадцать лет, и он считает, что знает всё на свете гораздо лучше тех, кто в этом собаку съел. Зато он щедро благодарит тех, кто помогает его людям, а благодарность принца, сам понимаешь…