1356 - [51]

Прикончили всех шестерых за считанные секунды, и ни один эллекин не получил ни царапины.

— Кин! Займись конями! — скомандовал Томас.

На шум в сторону рощицы потянулась другая группа стражников, однако, заметив мелькающих среди деревьев вооружённых чужаков (Томас послал часть бойцов наверх из лощины), решили не искушать судьбу.

— Ты, — обратился Хуктон у брату Майклу, — Подбери себе из трофеев кольчугу по размеру¸ шлем и меч. Коня возьми. И, ради Бога, поскорей.

Следовало спешить на север.

Роланд де Веррек распорядился привязать лошадей в полуразвалившемся нефе, сам же по узкой каменной лестнице поднялся на колокольню. Колокол, конечно же, отсутствовал, часть перекрытий крыши прогнила и обрушилась. Деревянный пол, устланный битой черепицей, опасно потрескивал под ногами.

— Стрелам будет здесь раздолье, — сказала последовавшая за де Верреком Женевьева, указывая на широкие арочные проёмы в каждой из четырёх стен площадки.

— Замолчи! — раздражённо рявкнул Роланд и, устыдившись резкости, добавил, — …те. Замолчите, пожалуйста.

Нервы его были натянуты до предела. В нефе стучали копытами лошади, из деревни доносились голоса, в остальном было тихо. Быстро темнело. Часть могил на кладбище не имела надгробий, земля на них просела, свидетельствуя о небольшой глубине. Такие захоронения Роланду были хорошо знакомы. В них упокаивали по несколько человек жертв чумы. Мелкие могилы раскапывали бродячие псы, дабы насытиться мёртвой плотью. В память Роланда накрепко врезались детские впечатления об ужасах морового поветрия, что унесло в числе тысяч других жизни отца и единственного брата де Веррека. Матушка объяснила ему тогда, что хворь ниспослана в наказание за грехи:

— Чума и англичане. Работа лукавого.

— А говорят, что англичане тоже болеют и умирают от чумы?

— Умирают, Господь справедлив, — она потрепала сына по щеке.

— Почему же умер отец?

— Значит, грешен был.

Ох, не верила в это вдова, ибо превратила дом в настоящий храм памяти мужа и старшего сына. Храм со свечами и распятиями, чёрными драпировками и огромными суммами, которыми оплачивались ежедневные мессы за упокой отца семейства и наследника рода, умерших, обливаясь кровью с блевотиной. Потом пришли англичане, вдове с младшим сыном пришлось бежать к дальнему родичу, графу Арманьяку. Тот помог юному Роланду вырасти воином, твёрдо усвоившим, что земля — арена вечной битвы между Богом и дьяволом, светом и тьмой, добром и злом. Вот и сейчас, вглядываясь в сгущающийся мрак, Роланд не сомневался, что среди деревьев и скал, окружающих деревню с церковью, бродит, выжидая благоприятного момента, сатана.

— Может, эти солдаты не по наши души, — еле слышно буркнул Роланд.

— Может, в этот миг внизу уже натягивается лук по твою душу, — ехидно предположила Женевьева.

— Да помолчите же вы! — не приказал, скорее, взмолился он.

Над землёй прочерчивали тьму летучие мыши. В деревне пролаяла собака. Роланд закрыл глаза и вознёс молитву своим покровителям: святому Василию и святому Дионисию. Подняв вверх Дюрандаль в ножнах, благоговейно коснулся лба перекрестием рукояти. Повторил шёпотом слова, что всегда повторяла матушка:

— Отврати от меня зло и укажи путь истинный…

По дороге процокали подковы. Скрипнуло седло, звякнула уздечка. Заржала лошадь, кто-то тяжело спрыгнул на землю и заорал:

— Жак, ты там?

Роланд поднял лицо к небесам. Над зубчатой грядой холмов зажглись звёзды. Мать святого Василия, помнится, тоже вдовствовала. «Не дай моей матери потерять последнего сына!» — взмолился про себя Роланд.

— Жак, свинтус ты этакий! — не унимался пришелец.

— Здесь я, здесь! — отозвался Жак Солье, — Филипп, это ты, что ли, дурында?

— Нет, балбес, Дух Святой! — хохотнул снаружи тот.

— Да это же Филипп! — облегчённо загомонили латники в церкви.

— Свои, — объяснил Роланду Жак, — Это люди графа.

— Слава Богу, — выдохнул Роланд, конфузясь облегчения, которое испытал от слов Солье.

Трусом Роланд себя не считал. Никто не назвал бы трусом того, кто хоть раз принимал вызов Вальтера фон Зигенталера. Поединки с немцем всегда оканчивались смертью или тяжёлым увечьем для его противников, а Роланд де Веррек четырежды сходился с Зигенталером и четырежды побеждал без единой царапины. Нет, Роланд не был трусом. Его страшила война, законов коей он не ведал; страшило то, что всё его годами оттачиваемое воинское мастерство может оказаться бессильно перед случаем.

Филипп вошёл в башню:

— Нас граф прислал.

— Лабрюиллад? — уточнил Роланд, непонятно зачем.

Появляющиеся из тьмы латники обменивались шутками с товарищами в башне, хлопали тех по плечам.

— Англичане зашевелились, — продолжал Филипп, — Вы — де Веррек?

— Я. Где, говоришь, англичане?

— Где-то на севере. Мы здесь из-за них. Графу нужны все его бойцы, кого он может собрать. Разведём костёр?

— Да, конечно, — кивнул Роланд.

— Графа призывают в Бурж, и он намерен выставить шесть десятков солдат. Поэтому ему нужны и те, кого он с вами послал, — Филипп сделал слуге знак, и тот засуетился, сгрёб в кучу солому, защёлкал кресалом, высекая искру, — Поймали Ле Батара?

— Он в Монпелье, в тюрьме, полагаю. Однако у нас его жена.