13 плюс - [8]

— Ишь, какие пятиклашки пошли подкованные! А еще что ты знаешь? — сестра была явно разочарована.

Не удалось смутить младшего братца.

— По программе.

— А ты зна-аешь? — Вика задумалась на миг, чем бы еще уесть мелкого. — Знаешь, что Деда Мороза вовсе не бывает?

Женька опять вздохнул, высоко подняв тощие плечи.

— Вик, а чего ты такие дурацкие вопросы задаешь, а? Давай лучше про будущее поговорим. Я тебе про фантастику расскажу…

— Ха, он тут мне про будущее будет. Да все же и так ясно понятно. Я, наверное, в институт пойду. Потом замуж выйду, и нам тогда отдельную квартиру дадут. Потом я работать буду. Потом, лет через пять, родить надо. Лучше бы сразу двойню, чтобы закон выполнить. И потом, если сразу двойню — большой бонус дают…

Она задумалась, что-то прикидывая и одновременно загибая пальцы.

— А потом мы получим уже две квартиры, и будем жить врозь. И будем по субботам ездить друг к другу в гости. С тортиком! Ага! Моё!

И она отвалила себе на блюдце последний кусок нарезанного заранее пышного светло-желтого с белым сладким кремом торта.

Но Женька совсем не обратил внимания на торт, он задумался о будущем.

Это, выходит, и у него так все будет? То есть, почти так — он же не девчонка все-таки. И у его детей — тоже. И у детей детей, у внуков то есть…

Будут меняться кварталы, дома, квартиры, школы, место работы…

А в целом-то — все вот так. На много лет вперед. Согласно плану-графику. Как папа. Как мама. Как все.

И он задумался, хорошо ли это.

* * *

— Ага! — закричала Сашка. — Ага! Я все видела! Вы ели желтый снег!

— Дура! Это мороженое!

— Вам же говорили, нельзя есть желтый снег, — кричала она во всю глотку, боком-боком продвигаясь к самому краю.

И когда Пашка с Петькой, переглянувшись, стали потихоньку расходиться, чтобы зажать ее в клещи, она взвизгнула громко и звонко и, пригнувшись, ринулась вниз на своих коротких лыжах. Для бега, для гладкого бега по лыжне, обычно лыжи выбирали так, чтобы вытянутой вверх рукой доставать их конец. А вот если по плечо, да легкие, пластиковые, да верткие такие, да чуть пошире беговых… Ух, как Сашка неслась в клубах снежной пыли по крутому склону старой балки наискосок и вниз к замерзшему ручью! Пашка перевалился через край и полетел прямо, по крутизне. А Петька прикинул, что и как, и стал съезжать потихоньку боком, в сторону, чтобы перехватить Сашку у ручья.

Ну, и что… Ну и поваляли немного. И не больно вовсе. Снег такой белый, мягкий, пушистый… Лыжи целы, сама цела — чего бабушка опять ворчит?

Сашка сидела в жарком парном мареве маленькой баньки и грелась.

А вот еще можно кататься просто в тазу. Вытащить его на горку, сесть — и вперед. Там такое гладкое дно, что слетаешь, как на летающей тарелке.

Или от стройки, от мусора, что еще не увезли, притащить кусок задеревеневшего на морозе линолеума. Загнешь передний край вверх, и — у-у-ух!

Раньше, говорят, делали «ледянки». Надо было валенок макать в воду, а потом выставлять на мороз, в сени. И потом опять макать и снова выставлять. Валенок получался толстый, тяжелый, и гладкий на подошвах от льда. С горок вот так и катались, стоя.

Валенок у Сашки не было. Валенки только у бабушки были, вернее, такие полуваленки — она в них по дому ходила, чтобы ноги не студить.

Сашка грелась и потела. Кожа стала красная-красная. Она схватила кусок мыла: надо поскорее помыться, а то сейчас бабушка начнет хлестать веником, и тогда это надолго. А хотелось еще вечером поговорить с учителем. Она хотела наделать открыток и подарить всем одногруппникам. И Петьке с Пашкой, и Мишке, и Светке тоже, хоть она и задается своей красотой…

Сашка опять замерла. Красивая же Светка! Такая красивая! У нее ярко-синие глаза. У нее черные пречерные волосы длиной ниже пояса. У нее коса из тех волос — толщиной с Сашкину руку. А у Сашки волосы с лета выгоревшие, светленькие, легкие, пушистые. «Одуванчик»- говорила мама. Вчера приходил мэйл от папы. Он, как всегда очень четко и подробно, описывал, как они работают и главное сказал, что отпуск им дают, и что вот-вот, и что если не на сам Новый год, то все равно зимой — приедут. Значит, они побегают вместе на лыжах, покатаются с горки, поиграют в снежки… А мама будет стоять наверху и смеяться в голос, повторяя, что вот же — дети. Настоящие дети!

— Иди уж, — раздалось из приоткрывшейся двери в предбанник. — Мы тут с Митревной посидим, косточки погреем. Поболтаем о своем…

— Добрый вечер, баб Мань! — крикнула Сашка, проскальзывая под бабушкиной рукой.

— Ух, ты какая выросла-то! Мать и не узнает, когда приедет! Чем ты ее кормишь, мой-то Мишка все мелкий какой-то…

— Это потому, баб Мань, что девочки взрослеют раньше! Нам объясняли, — рассмеялась Сашка, вытираясь большим легким специально банным полотенцем, впитывающим влагу, как сухая губка.

Сашка задумалась о губке, не переставая одеваться. Губка — она же растение и животное. И потом, губки у них тут не водятся. И если так написать, то кажут, что погналась за красивостью, но использовала неверное сравнение. В песок? Нет, когда капля дождя падает на песок, она не исчезает сразу, а сначала сворачивается в комочек, покрытый черной влажной пылью, а потом уже впитывается. А вот полотенце впитывает влагу, наверное, как яблоня в жаркий полдень, в самую жару, когда кидаешь шланг к ее корням и открываешь кран. Вода чуть ли не шипит, вытекая, впитываясь в горячую растрескавшуюся землю.