13-47, Клин - [11]

Наконец, вышел Тесак. Он был единственным из всего офицерского состава, не считая моего друга Ворона, кто относился ко мне с уважением и при встрече всегда здоровался за руку. Так вышло и сейчас.

— Ну что там такое? — не удержался от вопроса я, зная, что уж мне-то он ответит.

— Девчонка просто кремень, Клин. Не колется, даже после того, как ее обкололи в хлам, ты уж прости за тавтологию. Две дозы приняла, а кроме пускания слюней ничего не сделала. На боль тоже не реагирует.

— Вы ее пытали? — спросил я.

— Не я лично. Но да. Пытали. Выжигали на руке татуировку. Штрих-код, ты же в курсе.

Конечно же, я понимал, о чем говорил Тесак. Если пленник не раскололся под наркотиками, то его всегда отправляли на казнь, но перед этим он проходил еще одну процедуру — на руке выжигали штрих-код. Этот порядковый номер означал дату и время исполнения смертного приговора. Говорят, что боль там адская, и что перед этим организм пленного проводят через процедуру очистки от наркотиков, дабы ничто не заглушало его муки. Если же пленник не кололся и в этот раз, то его просто пускали под залп «УОА».

Слава Богу, через подобное я никогда не проходил.

— Когда исполнят приговор? — спросил я.

— Сегодня. В 12.00.

Я посмотрел на часы. Оставалось менее получаса. Девчонка была обречена.

— Почему ты не дал Рыку ее убить? — спросил Тесак. — Не верится мне как-то в то, что человек, который на допросе смог засветить офицеру по морде, вдруг сделал все по схеме и сохранил жизнь пленнику, который мог его убить, только потому, что так требует устав.

В пустующем коридоре не было никого, кроме нас, поэтому я и решился.

— 13–54, можно не убивать ее? Я хочу забрать пленницу к себе домой.

Тесак ошарашено посмотрел мне в глаза.

— Ты в своем уме, Клин?

— Абсолютно.

— Ты понимаешь, что это будет выглядеть как укрытие дома опасного преступника от властей?

— А если мне нужно домашнее животное? Игрушка, рабыня, я не знаю, как это еще можно представить, 13–54, но ведь наверняка можно? Она же смертница. Ее убьют через двадцать три минуты, тело сожгут, всем будет наплевать.

— Ее расстреляет взвод солдат. Слишком много свидетелей.

— Но хватит-то и одного! 13–54, я сам это сделаю. Сымитировать расстрел, потом сжечь какую-нибудь хрень в коробке, делов-то!

— Камеры, Клин. Камеры, — твердо ответил Тесак. — И там, где ты ее якобы расстреляешь, и там, где будут сжигать гроб.

— Ты хочешь мне сказать, что ведущий программер Теневого отдела не сможет отключить камеры в двух помещениях?

— Клин, ты хоть понимаешь, что нам за это будет в случае провала? Расстреляют и тебя и меня! А сперва будут пытать! Я буду думать о себе, а не о какой-то левой суке!

— Я не думал о себе, когда тащил тебя с куском металла в боку, подыхающего и стонущего, — резко ответил я. — Я жизнь тебе спас!

— Я тебе тоже! Тебя не казнили, когда ты врезал капитану!

— Ты, сидя здесь в офисе перед компом, не испытывал того, что испытал я, когда полтора года убивал там, на передовой! Когда чуть не сдох при бомбардировке Африки! Когда мы шли в лобовую атаку на дзоты в Южной Америке! Это — не спасение, Тесак! Это — мука, которая закончилась бы только с моей смертью, если бы не Ворон!

Тесак весьма злобно на меня посмотрел. Я ожидал какой-нибудь фразы вроде: «Так какого же дьявола ты не идешь с этой херней к Ворону?»

Но, когда мы провели в молчании около минуты, он, наконец, ответил то, что я и хотел услышать.

— Если мы хотим это провернуть, то тебя ни в коем случае не пустят туда одного, 13–47. Нужен кто-то из офицерского состава и еще несколько пехотинцев на расстрел. Даже если с тобой пойду я, как офицер, нужны еще минимум двое, которые никогда не предадут тебя и не расскажут об этом происшествии. Потому что, раз камеры внезапно выйдут из строя, нужно несколько свидетелей.

— Ну таких я знаю, — ответил я, — надо только срочно вызвать их сюда из дома. Их смена кончилась сегодня утром.

— Капитан заподозрит неладное, — мрачно сказал Тесак, — кто это в здравом уме согласится вернуться на базу в выходной, чтобы кого-нибудь казнить?

— Они — мои лучшие друзья. Может, они и не уходили, может, они ждут меня и сейчас.

— Правда?

— Нет, конечно, 13–54. Но они будут здесь через десять минут в полном обмундировании, — я достал комлинк и начал вбивать сообщения.

— И сдалась тебе эта сука, 13–47, — мрачно сказал Тесак, — она могла нас всех положить, а ты собрался ее поить и кормить.

— Если будет рецидив, я лично ее убью, — пообещал я.

— Если будет рецидив, нас всех убьют, — в тон мне ответил Тесак. — Ну вот скажи мне, зачем она тебе сдалась?

— Не знаю. Честно, не знаю, просто вот так я не могу.

Тесак сплюнул на пол.

— Через пятнадцать минут с остальными двумя в блок В-18, — сказал он, — и это последний раз, когда я тебе помогаю, Клин.

— Больше мне и не нужно, — ответил я. — Спасибо.

***

Тесак остановил служебный джеткар прямо перед люком моей квартиры. Я вылез наружу и вытащил с заднего сидения большой черный мешок. Взвалил его на плечо и закрыл дверь.

— Молись, чтоб твои друзья тебя не сдали, 13–47, — посоветовал напоследок Тесак.

— В них я никогда не сомневался, — ответил я, — спасибо за помощь, Тесак.