12 ступенек на эшафот - [90]

Оправившись после сердечного приступа, сохранявшегося в строжайшей тайне от общественности, фон Браухич выехал на фронт. Впоследствии мне стало известно, что он обсуждал с командующими вопросы сокращения линии фронта и обустройства «зимних квартир», если запланированное наступление… сорвется по каким—либо причинам. Новый сердечный приступ, на этот раз осложненный истощением нервной системы, свалил главнокомандующего сухопутной армией и на несколько дней приковал его к постели. Гитлер не мог не почувствовать приближения нового кризиса, однако продолжал делать вид, что ничего страшного не происходит.

Тем временем температура продолжала падать, что повсеместно привело к тяжелым случаям обморожения среди личного состава. Гитлер предъявил ОКХ тягчайшие обвинения в том, что интендантские службы заблаговременно не озаботились выдачей зимнего обмундирования, печей для обогрева стрелковых окопов и т. п. А ведь он не мог не знать, что в ходе непрекращающихся боев армия давно уже испытывает затруднения не только со снабжением зимним обмундированием, но и продовольствием и боеприпасами из—за ставшего настоящим бичом нашей армии транспортного кризиса…

19 декабря 1941 г., после почти что двухчасового разговора с фюрером один на один, взволнованный и подавленный Браухич, вышел из его кабинета и сказал мне: «Отправляюсь домой… Он отправил меня в отставку… Я больше так не могу…» На мой вопрос, что же теперь будет, Браухич устало ответил: «Не знаю, спросите у него…»

Через несколько часов фюрер вызвал меня к себе и зачитал короткий повседневный приказ, составленный вместе со Шмундтом: он принимает на себя командование сухопутными войсками с немедленным оповещением об этом действующей армии. Следом за ним последовал второй, секретный, приказ, согласно которому генеральный штаб сухопутных войск подчиняется отныне непосредственно фюреру, а ОКХ передает все дела мне (ОКВ) как высшей командной инстанции, но с тем ограничением, что в своих действиях я руководствуюсь указаниями верховного главнокомандующего. В заключение Гитлер заявил, что текст данного приказа будет передан для ознакомления Гальдеру и дальнейшему распространению не подлежит.

Общественность не была оповещена о том, что отставка главнокомандующего сухопутными войсками состоялась по обоюдному согласию и даже взаимной инициативе сторон. Было совершенно очевидно, что главный «виновник» отступления, разразившегося кризиса и поражения в битве за Москву — в 25–30 км от пригородов русской столицы — найден, хотя имя его так и не названо…

Глава 3. На Восточном фронте 1941–1943 гг

В Кейтель

20.9.46

Господину адвокату доктору Нельте!

При сем некоторые подробности организации верховного главнокомандования с 19.12.41 до зимы 42/43 в бытность Адольфа Гитлера главнокомандующим сухопутной армией. Прилагаю данные записи в порядке дополнения материалов защиты, расширения моих показаний на процессе и уточнения данных Вам устных пояснений.

В. Кейтель

«Ни шагу назад!»

Перспективы плодотворного сотрудничества фюрера и ОКХ вызывали самую серьезную озабоченность — с некоторых пор лично я больше не верил в будущность связки «Гитлер — Гальдер». В узком кругу фюрер часто высмеивал своего начальника генштаба, представляя Гальдера человеком недалеким и поверхностным. Не драматизируя эту не лучшую из привычек фюрера — превращать отсутствующего в объект злых насмешек, — повторюсь: вряд ли эта упряжка была в состоянии потянуть тяжелый воз военных проблем.

Тогда я предложил Гитлеру назначить начальником штаба сухопутных войск генерала Йодля, которого он успел хорошо узнать за время совместной работы и к которому относился с должным уважением, а начальником штаба оперативного руководства (т. е. генштаба вермахта) — генерала фон Манштейна, произведя соответствующее разграничение полномочий его и моих как начальника штаба ОКВ. Принципиальных возражений не последовало — Гитлер обещал обдумать предложение, посоветоваться со Шмундтом и т. д.

Больше мы к этой теме не возвращались, однако через некоторое время Шмундт передал мне, что фюрер решил оставить Йодля в ОКВ и работать с Гальдером: все наладится, дело пойдет — по крайней мере, Гальдер честен, лоялен, надежен и исполнителен.

Мне стало ясно — да и Шмундт это косвенно подтвердил: как бы высоко Гитлер ни ставил Манштейна и с каким бы уважением к нему ни относился, он всерьез опасался непреклонности и самостоятельности одного из лучших своих генералов — двум сильным личностям было не ужиться рядом друг с другом. Этой же точки зрения придерживался и Йодль, заметивший по поводу моего предложения: «С Манштейном дело не пойдет…» После того как окончательное решение было принято, я в интересах дела буквально встал горой за Гальдера: старался давать ему советы там, где это было возможно, а если вдруг мне становились известны какие—либо планы фюрера, я старался заблаговременно сообщить их начальнику генштаба, чтобы тот мог избрать верную линию поведения.

11 декабря мы вернулись в ставку из Берлина, с внеочередного заседания рейхстага по поводу вступления Японии в войну. Буквально за несколько дней распутица на Востоке сменилась чудовищными морозами со всеми вытекающими последствиями для действующей армии. Самое страшное заключалось в том, что вслед за автопарком отказал и железнодорожный транспорт: немецкие локомотивы и водокачки превращались в глыбы льда…