12 ступенек на эшафот - [35]

Бломберг рассказал мне о предстоящем морском круизе. Перед отплытием он и его жена проведут несколько недель в Италии. Гитлер запретил ему появляться в рейхе раньше чем через год. Однако мы условились, что через несколько месяцев он напишет мне письмо, а я к тому времени попытаюсь добиться у Гитлера разрешения на проживание его новой семьи в скромном домике под Бад—Висзее. Бломберг еще раз напомнил мне, что как отец возьмет на себя половину расходов в связи со свадьбой Дорле и хотел бы, чтобы она состоялась как можно быстрее…

Я умышленно уделил столько внимания описанию нашей последней беседы с Бломбергом, чтобы положить конец беззастенчивым спекуляциям «правдолюбцев» вроде Гизевиуса и слухам, преднамеренно распространяемым в определенных партийных и генеральских кругах. Как известно, признано заведомо ложным утверждение о том, что гестапо приложило руку к отставке фон Бломберга. Фрич пал жертвой гнусной интриги. Кто стоял за этим беззаконием, я до сих пор не знаю. Это могли быть Генрих Гиммлер или его «ангел мщения» — оберштурмбаннфюрер СС (оберстлейтенант) Рейнхард Гейдрих, шеф службы безопасности СС. Все прекрасно знали, что Фрич был одним из убежденных противников расширения СС в их стремлении занять главенствующее положение в военно—политической сфере после кровавой чистки СА.

С момента отставки фон Бломберга вплоть до 4 февраля — дня официального назначения на пост начальника штаба ОКВ — я даже не задумывался о том, какой данайский дар вручен мне от щедрот фюрера. В то время я даже приблизительно не мог представить, на что обрекаю себя по своей воле, а беспристрастный летописец Йодль внес соответствующую запись в свой дневник.

Достойна упоминания беседа Гитлера с представителями генералитета, состоявшаяся в Берлине накануне очередного заседания кабинета. Он тактично напомнил собравшимся о череде недоброй памяти событий, о вызванных ими потрясениях и осложнениях и о непростом решении возложить на себя практическое главнокомандование вооруженными силами. Услышав о создании ОКВ и моем назначении на должность начальника штаба, генерал фон Манштейн не преминул спросить:

«Не учреждается ли таким образом пост очередного начальника генерального штаба вермахта?»

Никогда не лезущий за словом в карман Гитлер молниеносно парировал:

«Вы правы, как всегда. В нужное время и в нужном месте мы непременно сделаем это…»

Все замечания и рассуждения по этому поводу хранятся у моего адвоката доктора Нельте в форме обстоятельного меморандума.

Я не был настолько неискушенным и наивным, чтобы опрометчиво полагать, будто мой путь будет устлан розами, наоборот, во мне рефреном звучало — «монашек, монашек, тебе предстоит трудный путь…». Я прекрасно осознавал, что мне предстоит брести по terra incognita. Единственным утешением была вера в то, что надежной опорой станет вверенное мне военно—политическое управление вермахта. Насколько бесплодной окажется эта командная инстанция (а сам я окажусь под диктаторской пятой Гитлера), не мог предположить тогда ни один человек. Для осуществления своих глобальных планов фюреру требовались исправный инструмент и исполнительные и послушные подмастерья — солдаты с развитым чувством долга и ответственности. Легко критиковать тем, кто благополучно ушел с линии огня и не имел несчастья лицом к лицу столкнуться с этим исчадием преисподней…

Я не снимаю с себя вины, она жжет мою душу, ежесекундно напоминая о том, что я допустил решающую ошибку и пропустил тот момент, когда нужно было остановиться и сказать «нет». Во время войны, когда на карту было поставлено все, сделать это оказалось еще труднее. Тем не менее во мне живет непоколебимая уверенность в том, что, окажись на моем месте другой генерал — более способный, более самокритичный и более решительный, — вряд ли и ему удалось бы остановить сползание страны в бездну.

Почему этого не сделал фон Браухич? Почему генералитет, считавший меня бесталанным и способным только на поддакивание служакой, в свое время не потребовал моей отставки? Может быть, в тех условиях они просто не могли этого сделать? Не правда, могли, но ни один из них не захотел оказаться на моем месте, поскольку приблизительно представлял себе, чем все может закончиться.

При всей искренности и доверительности наших отношений для фон Браухича не составило бы ни малейшего труда дискредитировать меня перед Гитлером во имя высших интересов — маниакальная подозрительность фюрера была тому порукой. В свое время мне довелось услышать от фон Браухича, что еще в 1939 г. обсуждалась возможность моей замены государственным секретарем Эрхардом Мильхом. По не известным мне причинам эта перестановка в высшем оперативном руководстве так и не состоялась, но возникает вопрос: неужели армия не выражала бы недовольства, окажись он на моем месте? Генералам было удобно возложить всю ответственность на меня и с завидной регулярностью слать проклятия в мой адрес. Ни один из них так и не набрался смелости встать рядом со мной и поддержать в трудную минуту. Я сам трижды предлагал Гитлеру назначить Эриха фон Манштейна начальником штаба ОКВ — осенью 1939 г. перед началом военной кампании, в декабре 1941 г. после отставки фон Браухича и в сентябре 1942 г. после конфликта между мной и Йодлем. Гитлер преклонялся перед выдающимися полководческими способностями фон Манштейна, но так и не отважился приблизить его к себе. Теперь никто и никогда не узнает, помешали ли этому банальная леность ума фюрера или другие обстоятельства. Не знаю об этом и я.