1177 год до н. э. Год, когда пала цивилизация - [75]
В конце бронзового века в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье имелись отдельные социально-политические системы, отдельные культуры, которые постоянно усложнялись и тем самым, по-видимому, становились все «более склонными» к коллапсу. В то же время там существовали комплексные системы (торговые сети), которые были взаимозависимы и подвержены влияниям, то есть «открыты для нестабильности» при изменениях любого конституирующего элемента. Один неисправный или запоздавший с приходом корабль мог разрушить вроде бы отлаженную систему, как один выпавший винт способен привести в негодность двигатель современного автомобиля.
Поэтому, вместо того чтобы рисовать апокалиптическую картину гибели цивилизации — хотя, возможно, некоторые города и царства, как в Угарите, и вправду ожидала гибель в огне, — нам следует представлять себе завершение позднего бронзового века как хаотический и постепенный упадок областей и поселений, которые когда-то занимали ведущие позиции и под держивали контакты друг с другом, но затем уменьшились и обособились, как Микены, вследствие внутренних и/или внешних изменений, которые затронули один или несколько ключевых элементов сложной системы. Понятно, что подобная ситуация могла привести к разрушению системы как таковой. Можно вообразить себе современную энергосистему, которая пострадала от бури или землетрясения: компания электроснабжения по-прежнему способна производить энергию, но не может доставлять ее индивидуальным потребителям; мы наблюдаем такое ежегодно в Соединенных Штатах Америки, причем причина может быть какой угодно, от торнадо в штате Оклахома до метелей в штате Массачусетс.
Если нарушение носит постоянный характер, что логично в случае крупной катастрофы, наподобие ядерного взрыва, постепенно остановится и само производство электроэнергии. Данный пример вполне годится и для позднего бронзового века, пусть уровни технологического развития несопоставимы.
Кроме того, как отмечала Белл, вследствие такой нестабильности коллапс комплексной системы «вызывает распад на более мелкие сущности», и именно это было свойственно железному веку, который наступил за крахом цивилизации бронзового века[541]. Если коротко, кажется, что применение теории комплексности позволило нам свести воедино теорию катастроф и гипотезу системного коллапса и дать, как представляется, наиболее обоснованное на сегодняшний день объяснение катастрофы позднего бронзового века в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье после 1200 года до нашей эры. Важно не то, кто виноват и какое именно событие спровоцировало крах, — тут неисчислимое множество ответов, — а то, почему это, собственно, случилось и каким образом. Можно ли было избежать катастрофы — вопрос отдельный.
Тем не менее, предлагая теорию комплексности для анализа причин коллапса общества в позднем бронзовом веке, не следует забывать, что мы просто, быть может, прилагаем научный (или даже псевдонаучный) термин к ситуации, для которой у нас недостаточно достоверных сведений для надежных выводов. Насколько эта теория на самом деле расширяет наше понимание эпохи? Может, это лишь глубокомысленная маскировка того очевидного факта, что сложные вещи могут ломаться как угодно?
Не приходится сомневаться в том, что коллапс цивилизации в позднем бронзовом веке был комплексным по своему генезису. Мы знаем, что множество возможных переменных сыграло определенную роль и способствовало этому коллапсу, но не уверены, что нам в точности известны все эти переменные; и мы, безусловно, не знаем, какие из них были критически важными, а какие имели локальное значение, но были маловажными для системы в целом. Продолжая уже использованную аналогию с современной дорожной «пробкой»: мы знаем большинство переменных для заторов движения, знаем кое-что о количестве автомобилей и о состоянии дорог, по которым автомобили движутся (широкие они или узкие), а также способны предсказывать, в немалой степени, влияние внешних переменных, например метели или урагана. Но в позднем бронзовом веке — подозреваю, однако не уверен до конца — существовало на сотни переменных больше, чем в современной системе дорожного движения.
Утверждение о том, что цивилизации бронзового века наращивали свою сложность и потому становились все более уязвимыми для коллапса, не выглядит по большому счету осмысленным, особенно если принять во внимание «сложности» той поры и сравнить их с опытом западноевропейской цивилизации за последние триста лет. Посему теория комплексности, вполне возможно, является полезным подходом к объяснению коллапса позднего бронзового века при условии, что мы располагаем обилием информации обо всех культурах этой цивилизации; сегодня же от нее пользы немного, это разве что любопытный способ заново сформулировать наше понимание того, что в конце позднего бронзового века имелась уйма факторов, которые могли дестабилизировать и в конечном счете погубили международную систему, исправно функционировавшую на различных уровнях на протяжении ряда предыдущих столетий.
Тем не менее в научных публикациях по-прежнему предлагается линейная последовательность событий для коллапса позднего бронзового века, хотя попросту некорректно заявлять, что засуха вызвала голод, который побудил «народы моря» покинуть обжитые места и учинить хаос, каковой обернулся «бронзовым коллапсом»
