1177 год до н. э. Год, когда пала цивилизация - [26]
Некоторые правители пытались использовать династические браки и подношение даров, что называется, не сходя с места, то есть пренебрегали правилами обхождения. К примеру, в послании за «авторством», вероятно, касситского царя Вавилонии Кадашмана-Энлиля к Аменхотепу III эти два фактора непосредственно увязываются. Кадашман-Энлиль пишет:
«К тому же, брат мой… к золоту, о котором я писал ранее, пришли мне все, что под есть рукой, как можно больше, прежде чем прибудет твой посланник; пришли прямо сейчас, со всей поспешностью… Если этим летом, в месяце таммуз или ав[149], ты пришлешь золото, о котором я прошу, я отдам тебе свою дочь»[150].
За это бесцеремонное отношение к собственной дочери Аменхотеп III укорил Кадашман-Энлиля в другом письме: «Радостно слышать, что ты отдаешь дочерей ради толики золота от своих соседей!»[151] Но все же в какой-то момент правления фараона сделка состоялась: мы знаем из трех других посланий «амарнского архива», что Аменхотеп III женился на дочери Кадашман-Энлиля (имя ее осталось тайной)[152].
Золото, обман и торговля на высшем уровне
Сотрудничества с Египтом и торгового партнерства усиленно добивались правители других стран. Ими руководило не только стремление к союзу с одной из великих держав того времени, но и желание золота, которым Египет располагал благодаря рудникам в Нубии. Далеко не один царь писал Аменхотепу III и Эхнатону с просьбой о золоте, как если бы в том не было ничего необычного; рефрен «золота как пыли в твоей земле» и другие подобные фразы повторяются снова и снова в посланиях из «амарнского архива». В одном письме Тушратта Митаннийский взывает к семейным связям и просит Аменхотепа III «прислать гораздо больше золота, чем ты слал моему отцу», потому что, прибавляет он, «в стране моего брата золото столь же обильно, как грязь»[153].
Но кажется, что золото не всегда оказывалось настоящим золотом, судя в особенности по жалобам вавилонских царей. В письме, отправленном Кадашман-Энлилем Аменхотепу III, говорится: «Ты отправил мне в знак приветствия, впервые за шесть лет, 30 мин[154] золота, которое выглядит, как серебро»[155]. Наследник Калашмана, касситский царь Вавилонии Бурна-Буриаш II, тоже сетовал в послании преемнику Аменхотепа III, Эхнатону: «Конечно, брат мой [царь Египетский] не проверил то золото, какое мой брат отправил мне ранее. Когда я загрузил 40 мин золота, доставленного мне, в печь, то, клянусь, не вышло и 10 мин». В другом письме говорится: «Те 20 мин золота, что доставили сюда, прибыли не все. Когда их положили в печь, оказалось не более 5 мин золота. И то, которое поступило, после охлаждения сделалось похожим на пепел. Неужели золото это ненастоящее?»[156]
С одной стороны, можно задаться вопросом, зачем вавилонским царям понадобилось помещать золото, полученное из Египта, в печь и переплавлять его. Вероятно, это был своего рода металлолом, ценившийся по весу, а не приятные на вид, тускло сверкающие золотые слитки; современная ночная телевизионная реклама призывает зрителей обменивать старые и сломанные ювелирные изделия на наличные, причем все понимают, что эти украшения будут немедленно переплавлены. Должно быть, это золото требовалось правителям для оплаты услуг ремесленников, архитекторов и других специалистов, как следует из нескольких посланий.
С другой стороны, мы также обязаны поинтересоваться, знал ли египетский фараон, что золото, которое он дарит другим правителям, вовсе не золото[157]; были ли его действия преднамеренными — или настоящее золото исчезало по пути стараниями недобросовестных купцов и посланников? Бурна-Буриаш подозревал второе в истории с 40 минами золота; во всяком случае, он предлагал Эхнатону дипломатический выход из непростой ситуации: «Золото, посланное мне моим братом, мой брат не должен передавать никому другому. Пусть мой брат сам проверит [золото], а потом опечатает оное и отправит его ко мне. Конечно, мой брат не проверял золото, отосланное ранее. Это доверенный человек моего брата опечатал груз и отправил его мне»[158].
Кроме того, представляется, что караваны с дарами и товарами, отправляемые одним царем другому, нередко подвергались в пути нападениям и разграблению. Бурна-Буриаш пишет о двух караванах, принадлежавших Сальму, его посланнику (и, возможно, дипломатическому представителю), которые стали жертвой разбоя. Он даже указывает, кто в этом виноват — человек по имени Бирийяваза нес ответственность за первый грабеж, а второе нападение якобы устроил некий Памаху (возможно, это название местности, ошибочно принятое за личное имя). Царь Бурна-Буриаш спрашивает, как Эхнатон собирается покарать второго разбойника, ведь тот злодействует в пределах его страны; ответа он не получил, насколько можно судить по переписке[159].
Вдобавок мы не должны забывать, что эти обмены дарами на высшем уровне, вероятно, представляли собой лишь верхушку айсберга коммерческого взаимодействия. Это доказывает аналогичная, относительно современная ситуация. В 1920-х годах антрополог Бронислав Малиновский изучал аборигенов Тробрианских островов, которые участвовали в так называемом «кругу Куда» на юге Тихого океана. В рамках этой системы церемониального обмена вожди островов обменивались браслетом и ожерельем из раковин, причем браслет всегда путешествовал по кругу в одном направлении, тогда как ожерелье — в противоположном. Ценность каждого объекта возрастала и уменьшалась в зависимости от его «родословной» и истории пребывания в руках аборигенов (сейчас археологи говорят о «биографии артефакта»). Малиновский обнаружил, что пока вожди в церемониальных центрах обменивались браслетом и ожерельем с подобающей обстоятельствам торжественностью, люди, которые работали веслами на каноэ, перевозивших вождей, активно торговали с местными жителями, выменивая снедь, воду и прочие жизненно необходимые вещи
