1000 ночных вылетов - [47]
— Во-во! Яблоко от яблони недалеко падает. Уж твой-то характерец мне во как известен! — И Виноградов энергично проводит ладонью по шее. — Волжанин, горьковской! — нарочито окая, поддразнивает Виноградов. — Что на уме, то и на языке, а в твоем-то звании, Константин Иваныч, иногда необходимо быть и дипломатом.
— Не обучен, товарищ генерал! — не поддерживает шутливый тон Виноградова Рассказов.
— А раз не обучен, тогда вопрос прямой: разрешим ему вылет?
— Не возражаю.
— А ты, Анатолий Александрович, не возражаешь?
— И разрешил бы, да нет у меня свободных штурманов, товарищ генерал.
— Стало быть, в принципе согласен. А штурмана… Возьмешь меня в качестве штурмана, командир? — спрашивает Виноградов меня. Но ответить я не успеваю.
— Не позволю, товарищ член Военного совета! — возмущается Рассказов. — Не могу позволить. Если дойдет до командующего… Нет, не могу позволить!
— Командующему ты не сообщай, Константин Иваныч. При случае сам расскажу, — суховато отвечает Виноградов. — Ну-с, командир полка, показывай цель.
Генерал готов уже склониться над картой, разложенной на столе, но, заметив мой недоуменный взгляд, весело произносит:
— Что стоишь? Прикажи готовить самолет к вылету!
— Есть, товарищ генерал! Я выбегаю из штабной землянки и радостно кричу в темноту ночи:
— Техники! Оружейники! «Семерку» к боевому вылету!..
Обычный полет. И обычная цель — предмостные укрепления противника у реки Сож, на окраине Гомеля. И так же вокруг самолета мечутся ищущие лучи прожекторов и рвутся зенитные снаряды. Словом, все, как всегда. Постой, постой. Как это — «как всегда»? Неужели у тебя в каждом полете на месте штурмана сидит генерал, член Военного совета армии? А цель?.. Я бомбил укрепления фашистов в Ржеве и Вязьме, в Смоленске, Орле и Сталинграде — повсюду, куда только посылали полк. Но Гомель!.. Это же город моего детства и юности, город самых теплых воспоминаний и надежд, растоптанных войной… Цель — это враг. Враг, которого надо уничтожить. Враг, которого я ненавижу всеми клетками тела, умом и сердцем. Но Гомель!.. Бомбы должны угодить только в укрепления врага, только в доты и блиндажи! Почему непривычно вздрагивают на педалях ноги, почему вдруг пересохло горло и так тяжело сказать короткую фразу: «К атаке!»? А, понятно. Я не уверен в бомбардирских способностях генерала.
Чтобы лучше видеть цель, свешиваю голову за борт и перевожу самолет на снижение.
Внизу под крылом плывут извилистые нити окопов, ходов сообщений. Пора!..
— Бомбы, товарищ генерал!..
— Есть!
Вижу, как из-под крыла устремляются во тьму ночи «сотки», тут же заваливаю крен, и перед моим взором вспыхивают бомбовые разрывы. Еще больше свирепеют зенитки, темноту ночи секут огненные хлысты пулеметных очередей. Веду самолет со снижением на город, в тыл немцам, пытаясь по очертаниям определить названия улиц…
Так уже однажды было. Да, было на экзаменах в Гомельском аэроклубе. Мне тогда досталась пилотажная зона над излучиной речонки Ипуть, недалеко от места ее впадения в Сож. За плечами у меня был опыт нескольких самостоятельных полетов, первые навыки пилотажа. И от всего этого, от послушной податливости рулей и ощущения самолета, четко выполнявшего фигуру за фигурой, мне стало вдруг необыкновенно радостно. И мне захотелось поделиться этой радостью с любимым городом, показать свое умение людям. Незаметно для поверяющего я стал отклоняться к городу. Тогда мое своеволие стоило «тройки» за осмотрительность — один из элементов, определяющих качество техники пилотирования. А чем окончится теперь?
Уголками глаз наблюдаю за генералом. Он склонил голову на борт кабины и неотрывно следит за плывущими внизу улицами. Кажется, он не заметил отклонения, не замечает огня зениток. Тогда — ниже! Еще ниже!..
Вот внизу появляется громада здания управления железной дороги. Поворачиваю вправо. Иду над Ленинской, потом над Госпитальной, делаю виражи, и внизу уже Подгорная!.. Где-то здесь, под сенью старых яблонь, притаился в темноте наш дом. Живы ли сестренки и отчим? Делаю доворот вправо, нахожу улицу Парижской Коммуны, потом Волотовскую. Здесь живет мой дед, Константин Семенович. Впрочем, жил, а жив ли теперь, я не знаю…
— Решил советского генерала немцам показать, командир? — возвращает меня к действительности голос Виноградова. — Пора домой.
— Простите, товарищ генерал. Здесь мои родные…
— Понимаю, но все же — пора…
Я беру курс на восток.
После посадки на аэродроме молча иду вслед за генералом к КП. У двери он останавливается, поворачивается и неожиданно обнимает за плечи:
— Вот так, сынок! Такая она, война. И не мы ее хотели. Погоди, мы еще и в Берлин придем! И самого Гитлера за горло возьмем! За все он нам ответит… за все!
— Разрешите еще один вылет, товарищ генерал!
— Нет! Иди отдыхать.
— Я не смогу…
— Отдыхать! Это мой приказ. И не вешать носа! Завтра полетим с тобой в Москву. Доволен? А штурм города без нас не начнется. К этому времени мы поспеем. Это точно!
И опять я в Москве. У меня пять абсолютно свободных дней! Пять дней жизни в столице подарено мне.
Останавливаюсь на Таганке, у родителей Димы Тарабашина. Эта квартира служит постоянным прибежищем всем командировочным и отпускникам из нашего полка. Все гостиницы, как обычно, переполнены, а ехать через Москву и не задержаться в ней на пару дней — непростительная глупость. И почему-то никому не приходит в голову, что своим присутствием можно стеснить Димкиных родителей, внести какое-то неудобство в их и без того нелегкую жизнь…
«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Автор книги — ветеран Великой Отечественной, прошедший со своей батареей от Ленинграда до Берлина. «Я уже приспособился стрелять на поражение всей батареей без пристрелки. На этот раз быстро «ухватил» свои разрывы, ввел все же некоторые поправки и перешел на поражение цели беглым огнем. Первые же залпы взметнули в воздух фонтаны черной жирной земли и огня, поражая врага. Вскоре три орудия были уничтожены, два повреждены, и только одно немцам удалось с большим трудом увезти за бугор. Контрбатарейная стрельба продолжалась.
Вторая мировая потрясла мир. Холодная война едва не привела к его концу. В обеих принимал участие автор этой книги, ветеран дальней авиации Л. В. Касаткин.Окончив летную школу 21 июня 1941 года, он попал в авиацию дальнего действия. Был командиром экипажа «Ил-4». Совершил 147 боевых вылетов. Участвовал в боях под Ленинградом, в Заполярье, на Балтике, в Берлинской операции от ее начала до падения Берлина. Награжден тремя орденами боевого Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями.
«Люди механически двигаются вперед, и многие гибнут — но мы уже не принадлежим себе, нас всех захватила непонятная дикая стихия боя. Взрывы, осколки и пули разметали солдатские цепи, рвут на куски живых и мертвых. Как люди способны такое выдержать? Как уберечься в этом аду? Грохот боя заглушает отчаянные крики раненых, санитары, рискуя собой, мечутся между стеной шквального огня и жуткими этими криками; пытаясь спасти, стаскивают искалеченных, окровавленных в ближайшие воронки. В гуле и свисте снарядов мы перестаем узнавать друг друга.
Автор книги начал войну командиром тяжелого танка KB-1C, затем стал командиром взвода самоходных артиллерийских установок СУ-122, потом СУ-85 и под конец войны командовал ротой танков Т-34–85. Он прошел кровавыми дорогами войны от Сталинграда до Кенигсберга. Не раз сходился в смертельной схватке с немецкими танками и противотанковыми орудиями. Испытал потерю боевых товарищей, вкус победы и горечь поражений. Три раза горел в боевых машинах, но и сам сжег немало вражеской техники. Видел самодурство начальства, героизм и трусость рядового и офицерского состава.