100 знаменитых судебных процессов - [21]

Осенью 1877 года 197 наиболее опасных народников получили на руки обвинительный акт. Но вскоре скончались еще четверо подследственных, так что перед судом предстали в итоге 193 человека. Обвинительный акт, составленный по указанию сверху, говорил о «едином преступном сообществе», которое ставило своей целью «исполнение всероссийского злодейского заговора». В частности, подсудимым вменялась в вину подготовка «ниспровержения порядка государственного устройства», «готовность к совершению всяких преступлений» и намерение «перерезать всех чиновников и зажиточных людей». Об учении народников говорилось отдельно; «крамольники» якобы проповедовали житье за чужой счет. Естественно, власти были уверены, что такие обвинения ужаснут не только среднестатистического обывателя, но и представителей «мозговой элиты». А значит, общество с ужасом отвернется от народников.

«Процесс 193-х» начался 18 октября 1877 года. Председателем суда выступал умудренный карательным опытом сенатор К. К. Петерс, а прокурором был назначен карьерист В. А. Желеховский, которого даже собственные коллеги за глаза именовали «воплощенной желчью». Подсудимые в большинстве своем успели договориться между собой, как вести себя во время заседаний. В том случае, если власти пойдут на проведение закрытого процесса, обвиняемые решили бойкотировать его, а если суд все же будет гласным, то использовать его как трибуну для пропаганды своих идей. Из-за этого 62 человека вообще отказались от услуг адвокатов, самостоятельно подготовив защитительные речи.

Процесс тем временем власти объявили публичным. Однако для заседаний было выделено такое помещение, что в зале едва уместились судьи, подсудимые и охрана. При этом на обычные для подсудимых места усадили якобы организаторов «преступного сообщества» — Мышкина, Ковалика, Войноральского и Рогачева. Что же касается остальных обвиняемых, то им пришлось занять. места для публики! В итоге, свободными остались только 15–20 мест в углу зала. На них усадили «проверенную публику», пришедшую по именным билетам, и нескольких агентов III отделения. Кроме того, сановная публика занимала проходы между судейскими креслами. Двери здания, наводненного невероятным числом жандармов, во время процесса оставались закрытыми. Складывалось впечатление, что здание находится в осаде.

Таким образом, суду удалось оградить себя как от излишней огласки, так и от возможных эксцессов. Сами же обвиняемые на процессе были разделены на 17 групп; их дела рассматривались раздельно ввиду «недостаточности помещения». Из-за этого 120 народников заявили о том, что власти прибегают к юридическому шулерству, и бойкотировали суд (отказались являться на заседания). Этих участников процесса пресса окрестила «протестантами». Свое решение они мотивировали желанием остаться чистыми в глазах России; поскольку «протестантов» фактически лишили возможности превратить скамью подсудимых в трибуну, они «прямо и открыто плюнули на этот суд». Каждый из 120 «отказников» не только говорил о том, что не признает суд, но и сопровождал это обличительными репликами. Особо отличился в этом плане Феофан Лермонтов; молодой человек язвительно предложил сенаторам «вместо всего другого лучше прочитать сегодня же окончательный приговор, который, вероятно, уже давно заготовлен у суда». «Протестанты» поставили суд в весьма затруднительное положение, выбив из рук устроителей процесса инициативу обвинения. Эти 120 человек держались принципа «один за всех, все за одного» и столь эмоционально выступили против организаторов процесса, что судья вынужден был закрыть заседание и удалить народников из зала. Сцены протеста продолжались до тех пор, пока эту часть подсудимых вообще не перестали приводить в суд. Ничего подобного в истории царского суда не было ни до, ни после этого процесса! А впереди его устроителей ждали еще более интересные сюрпризы. Сенаторы роптали на необходимость ежедневно выслушивать от подсудимых оскорбления в свой адрес, судьи пребывали в растерянности, каждое заседание оборачивалось скандалом. Не выдержав этого, К. К. Петерс 30 ноября серьезно заболел, и доводить процесс до конца пришлось сенатору К. К. Ренненкампфу.

Когда суд над «протестантами» скандально провалился, обвинение взялось за так называемых «католиков», которые согласились на участие в процессе. Но и их не удалось выставить выродками. Улик в преступной деятельности обвиняемых не хватало; в лучшем случае судьи обнаруживали, что кто-то из них вел «предосудительные беседы» или распространял «запрещенные книжки». А тут еще свидетели массово стали отказываться очернять народников. Они заявляли, что прежние показания давали под давлением прокурора, лгали из корысти. В большинстве же своем свидетели говорили: следствие шло слишком долго и они успели «все забыть».

Никогда в России — ни раньше, ни позже — состав защиты на политическом процессе не был таким блестящим, как по делу «193-х». Здесь был представлен почти весь цвет российской адвокатуры. Эти люди так или иначе оказались связанными с революционерами — идейно, лично или родственными узами. Так, «король адвокатуры» В. Д. Спасович, например, был ближайшим другом Сигизмунда Сераковского. «Совесть адвокатского сословия» Д. В. Стасов долгое время поддерживал приятельские отношения с А. И. Герценом и Н. Г. Чернышевским. Е. И. Утин был братом основателя и руководителя Русской секции I Интернационала Н. И. Утина, В. О. Люстиг — братом народовольца Ф. О. Люстига (осужденного на 20 лет каторги), Г. В. Бардовский — братом социалиста П. В. Бардовского (повешенного жандармами ранее). Что же касается знаменитого оратора П. А. Александрова, то он сам лично числился в списках III отделения как лицо весьма неблагонадежное. А молодой Η. П. Карабчевский, впоследствии ставший лучшим адвокатом России, был женат на сестре народовольца С. А. Никонова. Подобным образом с революционерами оказались связаны 35 участвовавших в процессе защитников!