100 великих творцов моды - [11]
Карьера продолжала развиваться, и очень успешно. Среди её клиенток было множество самых блестящих дам того времени, от аристократок до балерин и писательниц. Часто пишут, что в 1890-е над её ателье красовалась гордая вывеска: «Поставщик двора Его Императорского Величества»; на самом деле информации об отношениях Ламановой с императорским двором не сохранилось, однако это ничуть не преуменьшает её талант, не делает её роль в мире российской моды менее значительной. Многие из её работ той эпохи можно назвать настоящими шедеврами.
В 1901 году Константин Сергеевич Станиславский, который восхищался её творчеством, пригласил Ламанову в Московский Художественный театр. Сотрудничество с этим театром продлилось до самой её смерти. Надо сказать, что в её круге общения давно уже преобладали люди творческие — что ж, Ламанова и сама была художником… В 1911 году Валентин Серов начал писать её портрет. Ей было тогда пятьдесят лет — очень статная, с идеальной осанкой (она сохраняла её даже без корсета!), с пышной короной тёмных волос, в скромной белой блузке и тёмной юбке… Это мог бы быть великолепный портрет, но остался только эскиз — Серов скончался осенью того же года. Зато мы можем хоть как-то представить себе, как выглядела Ламанова, находившаяся тогда в зените своей славы.
Надежда Ламанова. Рисунок В.А. Серова. 1911 г.
Она никогда не останавливалась на достигнутом. Первой в России она оценила идею, которую популяризировал Поль Пуаре, — обходиться в женском костюме без корсета, и работала в этом направлении со второй половины 1900-х годов. Позднее сам Пуаре так вспоминал о ней: «Мысленно проезжая по Москве, не могу не остановиться у дома мод мадам Ламановой, знаменитой портнихи тех прекрасных времён, с которой я дружил и о которой всегда вспоминаю с тёплым чувством. Она открыла мне всю фантасмагорию Москвы, этого преддверия Востока».
Но фантасмагория рухнула под натиском Октябрьской революции и Гражданской войны, а, вернее, переродилась. Многие бежали в страхе перед переменами, подчас чрезвычайно жестокими, а Ламанова, которой, безусловно, нашлось бы место в том же Париже, а, может быть, Нью-Йорке, покидать родину не захотела. Состояние с мужем они потеряли, дом моды был разгромлен, саму Ламанову арестовали и продержали в Бутырской тюрьме несколько месяцев — ещё бы, мастерица, одевавшая стольких аристократок, и сама дворянского происхождения! Её спасли друзья, среди которых, в частности, был и Максим Горький. И всё-таки Ламанова и Каюров остались. Почему? Быть может, потому, что она ещё могла здесь пригодиться… Позднее она напишет: «Революция изменила моё имущественное положение, но она не изменила моих жизненных идей, а дала возможность в несравненно более широких размерах проводить их в жизнь».
Ещё до ареста при Главнауке была, по её инициативе, организована Мастерская современного костюма, а, кроме того, Ламанова активно участвовала в разработке учебных программ — «Устав Сокольничьих советских учебных художественно-промышленных мастерских», «Положения о Центральном институте швейной промышленности». После выхода из Бутырки, пребывание в которой, к счастью, её не сломило (как-никак к тому времени Ламановой было уже пятьдесят шесть лет), она вернулась к активной работе. Теперь она придумывала платья совсем для других клиенток — простых работающих женщин.
И, несмотря на то, что речь шла уже не об индивидуальных заказах, а о массовой, готовой одежде, тем не менее Ламанову всегда беспокоил вопрос, как костюм будет соответствовать конкретному человеку. Недаром в одной из своих статей она писала: «Мода нивелирует людей, не считаясь с особенностями и недостатками их телосложения (вспомним хотя бы кринолин или моду на “спеленутые” юбки). Но всякий человек, несмотря на все недостатки его тела, от природы или от образа жизни, имеет право быть гармоничным».
Много времени Ламанова посвящала разработке новых моделей на основе русского народного костюма, умело соединяя красоту и целесообразность, и с 1924 года она руководила мастерской, которая выполняла заказы Кустэкспорта. Лёгкость в изготовлении, простота силуэта, и в то же время своеобразная элегантность — вот что влекло Ламанову к соединению народного, крестьянского стиля и одежды нового, рвущегося вперёд мира. Она полагала, что подобный подход может сформировать новое направление в российском моделировании. Увы, внести серьёзные изменения в массовое производство одежды ей так и не удалось, но тем не менее Ламанова смогла реализовать себя и как теоретик (в журналах «Ателье» и «Красная Нива» публиковались её статьи «Русская мода», «О современном костюме», и другие), и как практик.
В 1925 году вышел альбом «Искусство в быту» — Вера Мухина, известная художница и скульптор, будущая создательница знаменитой фигуры «Рабочий и колхозница», подружившаяся с Надеждой Петровной, зарисовала модели Ламановой, а та дополняла их рекомендациями по пошиву. Можно сказать, в творчестве обеих женщин было нечто общее — Ламанова, как и Мухина, была скульптором, творцом, который много думает о форме и воплощает её в жизнь. Только, в отличие от Мухиной, Ламанова работала с тканью.
