100 великих спортсменов - [21]
ПААВО НУРМИ
(1897—1973)
Нурми впервые появился на спортивной арене в 1920 году на летних Олимпийских играх в Антверпене: двадцатитрехлетний стайер, грудь колесом, нелюбопытные глаза, заостренные, словно у эльфа, уши и бесстрастное лицо, обладателя которого явно невозможно чем-либо удивить. Однако не облик его, а манера соревноваться привлекли внимание международной спортивной общественности, его целеустремленный бег, прямая спина и шея, размеренный шаг – до последнего мгновения перед финишем, когда он срывался в финальный спурт, словно гончая, наконец увидевшая кролика.
Нурми проиграл первый вид своей олимпийской программы, забег на 5000 метров, по неопытности позволив французу Жозефу Гийемо диктовать темп и обойти себя на финишной прямой. Через три дня Нурми получил возможность возместить потерянное на дистанции 10000 метров. Стоявший в высоком старте возле Гийемо Нурми проворонил старт, с которого первым ушел шотландец Джеймс Уилсон, смотревший вперед с видом человека, не желавшего, чтобы его отвлекали. Однако за два круга до финиша Нурми наконец вышел вперед, и, хотя Гийемо ненадолго обогнал его на последнем круге, финн предпринял новое усилие и опередил его на финише. За этим на играх 1920 года последовали еще два золота – в личном и командном кроссе на 10000 метров.
Тем не менее Нурми, как любитель совершенства, остался неудовлетворенным. Его постоянно мучили воспоминания о выступлении на играх 1920 года, и особенно о поражении в беге на 5000 метров. Вернувшись в свой родной Турку, Нурми разработал жесткую схему тренировок, рассчитанную на научное покорение дистанций. И секундомер сделался обычным его спутником, ибо этот человек намеревался одолеть не противника в беге, а время.
Скоро фигура Нурми с секундомером в руке сделалась знакомой всей Европе. Этот финн, прозванный «Летающим финном», на бегу время от времени поглядывал на циферблат, а на последнем круге, отбросив приборчик на поле, припускал вперед в последнем броске, ставя рекорд за рекордом. Бежавший с точностью часов, Нурми побеждал с мировыми рекордами в шестнадцати соревнованиях и превышал в забеге мировой рекорд не менее двадцати трех раз.
Когда начался стартовый отсчет перед играми 1924 года, Нурми перешел к более интенсивным тренировкам, начал с длинной прогулки и утренних упражнений. Кроме того, по утрам он несколько раз пробегал от 80 до 400 метров, всегда на полной скорости. Потом он преодолевал милю, всегда выходя из пяти минут. И только затем Нурми завтракал. О его тренировках начали ходить слухи, поговаривали, что он ест только черный хлеб и рыбу, хотя впоследствии он спросил у одного журналиста: «А зачем, собственно, нужно ограничиваться этими продуктами?» Оставшуюся часть утра он посвящал бегу на дистанции от 400 до 500 метров. После полудня он приступал к бегу по пересеченной местности, посвящая кроссу 10–25 минут, после чего следовало несколько кругов по 400 метров при примерно 60 секундах на круг. После вечерней трапезы Нурми ходил час или два, покрывая милю примерно за пятнадцать минут. Он поклялся перед собой: никогда более не полагаться на догадки. Отныне судьба его находилась в его же собственных руках – точнее в руке, в облике секундомера.
Столь всепоглощающая преданность долгу – и времени – позволила Нурми совершить задуманное утром 10 июля 1924 года. Когда учредители Олимпийских игр в Париже объявили программу легкоатлетических соревнований, оказалось, что финальные забеги на 1500 и 5000 метров будут разделены половиной часа. Представители олимпийского комитета Финляндии протестовали, полагая, что Нурми едва ли хватит получаса, чтобы восстановиться после бега на 1500 метров. Без особой охоты французские чиновники увеличили интервал до пятидесяти пяти минут, казалось бы, оставляя повторный успех недостижимым даже для Пааво Нурми.
Но Нурми увидел в происходящем лишь еще один брошенный ему вызов. Точно так же воспринял он падение на заледенелой дороге, повлекшее за собой травму обеих ног на Пасху того же года. 19 июня, за три недели до обоих олимпийских финалов, Нурми пробежал обе дистанции по предложенной ему схеме, сперва преодолев 1500 метров с мировым рекордом за 3:52,6, а потом, после часового отдыха, и 5000 метров еще с одним мировым рекордом, за 14:28,2.
В первом из двух забегов, на дистанции 1500 метров, Нурми пробежал начальные 500 метров с головокружительной скоростью, быстрее, чем пробежит их Джим Райен в 1967-м при установлении нового мирового рекорда. Затем, в последний раз проконсультировавшись со своим секундомером, прежде чем бросить его на траву, Нурми в спринтовом темпе обеспечил себе отрыв в сорок метров, а после сохранил его, сберегая силы для предстоящего бега на 5000 метров, и финишировал на полуторакилометровке с олимпийским рекордом 3:53,6. И сразу же, избегая всяких проявлений победного ликования, он подобрал свой свитер и отправился в раздевалку, чтобы передохнуть перед следующим испытанием – дистанцией 5000 метров.
Через считанные минуты Нурми занял свое место на старте забега на 5000 метров, расположившись возле своего соотечественника Вилле Ритолы, который одержал победу в беге на 10000 метров четырьмя днями раньше. Нурми, расстроенный тем, что тогдашние финские спортивные руководители поставили Ритолу вместо него в беге на 10000 метров, не позволив защитить титул олимпийского чемпиона, решил «бежать за себя, а не за Финляндию» и доказать всему миру, что является лучшим стайером не только Финляндии, но и Олимпиады. Однако соперники, пытавшиеся воспользоваться предполагаемой усталостью Нурми, с самого старта задали жуткую скорость, пробежав первую тысячу метров с той же скоростью, с какой это будет сделано сорок восемь лет спустя, в олимпийском финале 1972 года. Бежавший ровным и механическим шагом, хладнокровно вымеряя шаги, Нурми выдержал темп, и с половины дистанции возглавил забег. Потом, на последних восьми кругах, Нурми, как всегда не оглядывавшийся, держался в нескольких ярдах впереди преследователей. Наконец, следуя своему обычаю, Нурми в последний раз сверился с секундомером, бросил его на траву внутрь поля и, предоставив всем остальным участникам забега право с унынием лицезреть свои пятки, помчался к финишной ленточке, на которую накатил с олимпийским рекордом 14:31,2.
Автор этой книги, Д. В. Павлов, 30 лет находился на постах наркома и министра торговли СССР и РСФСР, министра пищевой промышленности СССР, а в годы Отечественной войны был начальником Главного управления продовольственного снабжения Красной Армии. В книге повествуется о многих важных событиях из истории нашей страны, очевидцем и участником которых был автор, о героических днях блокады Ленинграда, о сложностях решения экономических проблем в мирные и военные годы. В книге много ярких эпизодов, интересных рассказов о видных деятелях партии и государства, ученых, общественных деятелях.
Мемуары Герхарда Шрёдера стоит прочесть, и прочесть внимательно. Это не скрупулезная хроника событий — хронологический порядок глав сознательно нарушен. Но это и не развернутая автобиография — Шрёдер очень скуп в деталях, относящихся к своему возмужанию, ограничиваясь самым необходимым, хотя автобиографические заметки парня из бедной рабочей семьи в провинциальном городке, делавшего себя упорным трудом и доросшего до вершины политической карьеры, можно было бы читать как неореалистический роман. Шрёдер — и прагматик, и идеалист.
Непокорный вольнодумец, презревший легкий путь к успеху, Клод Дебюсси на протяжении всей жизни (1862–1918) подвергался самой жесткой критике. Композитор постоянно искал новые гармонии и ритмы, стремился посредством музыки выразить ощущения и образы. Большой почитатель импрессионистов, он черпал вдохновение в искусстве и литературе, кроме того, его не оставляла равнодушным восточная и испанская музыка. В своих произведениях он сумел освободиться от романтической традиции и влияния музыкального наследия Вагнера, произвел революционный переворот во французской музыке и занял особое место среди французских композиторов.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.