100 лет без любви - [76]

— Спасибо, дядька Семен! Очень красиво, — с улыбкой рассматривала Женя розочку и дивилась тому, что даже про шипы на капризном цветке кузнец не забыл.

— Это чтобы ты не грустила. Улыбка тебе к лицу, девица.

Не только Пелагее не может отказать дядька Семен, а и никому. Добрый потому что. Оттого и работы столько, что едва справляется с ней. Как еще на красоту время находит? — достала Женя из потайного кармашка в юбке розочку и в который раз полюбовалась искусной работой. Вот и говори потом, что кузнецы — лишь ремесленники. Нет, среди них тоже встречаются настоящие художники.

Рынок встретил шумом, суетой и специфическим запахом. Отчего-то Жене нравилось приходить сюда. Казалось, что только в этом оживленном месте и течет настоящая жизнь, а за пределами рынка она превращается во что-то искусственное, медленное и тягучее. Она неторопливо брела меж рядов, разглядывая овощи, травы, всякие разные приправы… Не отказывалась, когда предлагали попробовать творог или ряженку. Частенько покупала их домой, а Пелагея потом стряпала сырники или блины. Однако сегодня следовало поторопиться — небо опять затягивало тучами, а воздух пах грозой. Рискует на обратном пути попасть под ливень.

Прикупив сушеных ягод по списку Пелагеи, Женя поторопилась с рынка. На обратном пути она еще планировала заглянуть в церковь, о чем Пелагеи знать не полагалось. А может, и знает та уже об этих тайных походах. Поди доносят колдунье злые языки. Но раз молчит, значит, ходить в церковь не запрещается, — так для себя решила Женя. Да и ничего особенного она там не делает, она и молиться-то не умеет. Дышит ладаном, да смотрит на образа святых. Слушает потрескивание свечей и чувствует, как становится немного легче. А то слишком тяжел камень, что давит на душу неотступно.

— Часто вижу тебя тут, красавица, — заговорил с ней на этот раз батюшка. Женя и раньше его встречала в церкви, но тот лишь поглядывал на молчаливую нее, заговорить не пытался. Она же была ему за это благодарна, ведь и сама не понимала, отчего ее сюда так тянет. Но смотреть на образа святых могла долго. О чем-то они ей напоминали, но Женя не знала, о чем. — Вот, возьми, — протянул ей батюшка две свечки. — Одну поставь за упокой, другую — за здравие. И помолись, дитя, он всем помогает, — перекрестился он на образ Христа.

— Спасибо, но я не умею молиться. И свечки ставить мне не за кого, — смутилась Женя.

Разве что, пожелать здравия Пелагеи, так не простит ей та, если узнает. Не в церкви ее сила, а в неугодном богу деле.

— Вот как? — удивился батюшка. — Ну что ж, свечи ты можешь зажечь и не называя имен. Ты не помнишь, но тебя помнят… А молиться можно и своими словами, даже не произнося их вслух, — по-доброму улыбнулся и пошел своей дорогой.

Зажигая свечи и бесхитростно прося здоровья всем тем, кто был когда-то ей дорог, Женя все думала, а так ли это на самом деле? Есть хоть кто-то, кто еще помнит ее? Дорога ли она кому-нибудь еще, кроме Пелагеи? Или не осталось у нее никого на целом свете ближе колдуньи и нареченной матери?

В церкви она пробыла не долго, а выходила уже под дождь. До дома еще оставалось приличное расстояние, и Женя пошла быстрее, чтобы не промокнуть окончательно.

* * *

— Не нужен ли тебе помощник, добр человек?

По совету Тристана Захар разыскал кузницу первым делом. Не так сложно это оказалось — первый же встречный сказал, что кузнец у них один, и что работает он возле базара. Туда-то Захар и отправился.

— А ты кто будешь? — поинтересовался крепкий старик, что колотил молотом по какой-то загагулине.

— Приезжий. Вот решился обосноваться у вас тут. Работу подыскиваю, — постарался проговорить Захар просто и по-деревенски.

— Работу, говоришь? А почему ко мне пришел? — подозрительно поинтересовался кузнец. — Неужто ни на что другое не годен? — окинул он Захара взглядом с головы до ног.

— Сам не знаю, на что годен, — честно ответил Захар. — Пользу хочу принести, да силу свою применить.

— А есть она, сила-то?

— А ты проверь, кузнец.

— Поди-ка сюда, — поманил его старик.

Захар приблизился к жаровне с ярко пылающим в ней огнем. В кузнице и без того было нестерпимо жарко, а сейчас Захару и вовсе показалось, что вот-вот на нем воспламенится одежда. А кузнецу хоть бы хны, разве что, раскраснелся сильно. А ведь годков-то ему уже не мало, за семьдесят на вскидку. Крепкий старик, ничего не скажешь, и бицепсы вон на оголенных руках как у молодого.

— Подыми-ка вон ту станину, — кивнул кузнец на железный остов кровати с панцирной сеткой, — да положи мне ее на наковальню.

Станина оказалась тяжелой, но и на свою физическую силу Захар никогда не жаловался. Ухватился поудобнее, поднапрягся, да закинул железяку куда велено было.

— Молодец! — довольно цокнул языком кузнец. — А я вот так уже не могу — спина подводит, — поморщился, хватаясь за поясницу. — Беру тебя в подмастерья. На подхвате будешь — тяжести за меня таскать. Согласен?

— Согласен, — кивнул Захар. Он бы и на меньшее согласился.

— Платить много не смогу, но на хлеб с салом хватит, — испытующе смотрел на него старик.

— И на это согласен, — ухмыльнулся Захар.

— Тогда по рукам! А проявишь себя хорошо, глядишь и ремеслу моему обучишься. Приходи завтра с рассветом, мо́лодец. А на сегодня я уже, почитай, закончил.