100 лет без любви - [67]

— Нет, сны тут не при чем, — тряхнула я головой. — Ты имеешь в виду Веру? Так она не снится мне уже давно. А вот бессонница мучает конкретно. Наверное, нервное перенапряжение. Ночь напролет ворочаюсь без сна. Засыпаю под утро. Вот и результат.

Я решила врать. Пусть это будет ложь во спасение близкого человека. Я должна ее обезопасить. И еще мне нужно подумать, как следует все взвесить.

— Я позвонила на работу, сказала, что ты приболела.

— Спасибо, бабуль. Наверное, мне правда нездоровится. Схожу на работу, возьму недельку за свой счет.

Я сбежала, трусливо удрала с кухни. Не могла больше смотреть на сосредоточенное и обеспокоенное родное лицо. Пока не могла, потому что у меня не было плана действия.

Первым делом отправилась на работу, написала заявление на увольнение. Чего мне только не пришлось там выслушать — от упреков в непорядочности, до каких-то личных обид. И я даже не могла их осуждать за это, как и объяснять что-то. Врать пришлось изощренно, что срочно вынуждена уехать, поэтому не смогу отработать положенные две недели, что буду очень скучать по всем. Впрочем, последнее было правдой — я действительно буду по всем скучать.

Когда с рабочими делами было покончено, я отправилась к Захару в мастерскую. Предварительно созвонилась, чтобы удостовериться, что он там.

Всю дорогу до мастерской я репетировала речь, подбирала слова, что скажу ему, с каким выражением. Представляла его реакцию, боялась увидеть отчаяние. А когда он открыл дверь, все слова разом вылетели из головы. Вот он стоит, такой знакомый, родной, любимый. Скорее всего, вижу его в последний раз. И как продлить это мгновение, не знаю.

— Жень, ты чего, а?

Только тут сообразила, что по щекам моим катятся слезы, что я стою и не смею переступить порог. Захар взял меня за руку и втянул в коридор. Как оказалась прижатой к двери, сама не поняла. А в следующий момент он уже целовал меня. Всю страсть вложила в ответный поцелуй. Таяла от блаженства и сгорала от горя. Пусть это длится вечно! Но все в жизни мимолетно, по сравнению с вечностью. И самым мимолетным оказалось мое счастье.

Захар еще долго прижимал меня к себе, пока не успокоилась. А потом заглянул в глаза и спросил:

— Расскажешь?

И я рассказала — все, без утайки. Какое-то время мы сидели молча, на его помпезном диване. Все это время Захар обнимал меня. И сейчас не выпускал из рук, прижал еще крепче. Он так побледнел, что мне стало страшно. Хотелось встряхнуть его, сказать, что еще не все потеряно. Но я не могла, словно резко онемела. Не могла, потому что сама не верила. Я понимала, что наступает конец всему. Ему, скорее всего, осталось жить не больше двух месяцев. А моя жизнь закончится завтра. И так мне было плохо от осознания бессмысленности всего. Для чего я так старалась снять проклятие с себя, если род мой на мне же и оборвется? Столько попыток приложила, чтобы облегчить жизнь Захару. А что в итоге? Вся жизнь мне сейчас казалось прожитой зря. А говорят еще, человек рождается для чего-то, что у каждого есть предназначение. Мое получается в том, чтобы показать остальным, как не нужно жить.

— Когда это произойдет? — Голос Захара звучал хрипло. Каждое слово давалось ему с трудом.

— Завтра.

— И ничего нельзя сделать?

Ответить я не смогла, чувствуя, как опять глаза наполняются слезами. Лишь помотала головой. Я могу лишь не спать как можно дольше. Но сколько я выдержу без сна? Да и есть ли в этом смысл? Пелагея не откажется от задуманного.

— А как будет?..

Захар замялся, но мне и не нужно было продолжение. Я и так поняла, о чем он хочет спросить. Что станет со мной в реальной жизни? Умру ли я? Сойду ли с ума?..

— Я не знаю. Думаю, сначала я просто усну, а потом…

Пройдет какое-то время, и от меня не останется и следа на этой земле. Большего не знала и сама Пелагея. Я ответила Захару ровно столько, сколько сама узнала от нее.

— А бабушке ты сказала?

— Об этом я тоже хотела поговорить с тобой.

По пути к Захару у меня созрел хоть и нелепый, но план. Нельзя бабушке говорить правду сразу. Это ее убьет. Я предложила сказать ей, что Захару нужно срочно уехать на пару недель, и он приглашает меня с собой. Это даст время, чтобы подготовить ее.

— И уехать мы должны сегодня, — добавила я, покраснев не известно отчего.

— Ты хочешь сегодня остаться у меня?

— Если можно, — покраснела я еще сильнее, за что готова была себя убить. — Только не дома, а здесь.

Захар кивнул и медленно поднялся с дивана. Мне показалось, что он постарел, даже двигается с трудом.

— Пойдем, тогда, раз решили.

Бабуля была в шоке. Она не знала, расстраиваться ей или сердиться. Подробно выспрашивала обо всем у Захара. Он вел себя молодцом, даже находил в себе силы улыбаться, хоть я и догадывалась, как ему это тяжело. Я почти все время отмалчивалась, ссылаясь на то, что тороплюсь собрать вещи. Их я оставила на кухне, а сама ушла в свою комнату. Временами принималась плакать, стараясь делать это неслышно. А когда обнимала бабулю, едва не упала в обморок, так мне стало плохо. Хорошо Захар поддержал, да и бабуля всплакнула и не заметила.

Мы заказали ужин в мастерскую. Чего только нам не доставили — и пицца, и несколько видов роллов, салаты в ассортименте, пирожные, коктейли… Не могла избавиться от мысли, что нахожусь в камере смертников, и это мой последний ужин. Глядя на Захара, становилось стыдно. Ему-то еще тяжелее. Я хоть примерно знаю, что меня ожидает. А он остается тут в полном неведении. И я видела, что ему страшно, как он старается крепиться из последних сил. Наверное, поэтому мы выпили больше, чем планировали, и, как ни странно, наговорились обо всем. Спиртное развязало языки и отодвинуло печальные мысли в сторону. Захар даже детство свое вспоминал. А я ловила себя на том, что смеюсь. Когда понимала это, накатывала безысходность.