10-я симфония - [7]

— Вы только что сказали, что на Святой Елене император наверняка был отравлен. У вас есть доказательства?

— Если вы имеете в виду улики, которые можно предъявить суду, у меня их нет, — ответил докладчик. — Не забывайте, что мой предок умер в тысяча восемьсот двадцать первом году, а проба Марша, позволяющая обнаружить в тканях следы мышьяка, была открыта только в тысяча восемьсот тридцать шестом, то есть много лет спустя.

— Но кто его отравил? — спросила старушка. — Кого вы подозреваете?

— Разумеется, губернатора острова. Который, как вам известно, был мужчиной. Я упоминаю об этом потому, что слава отравительниц принадлежит вам, женщинам.

Послышались смешки.

— Хотя мое пояснение излишне, — продолжал князь, — потому что даже сегодня абсолютно невозможно представить себе женщину во главе военного гарнизона.

— Отравлен англичанами! У вас есть доказательства? — спросил лопоухий господин, не сумевший скрыть английского акцента.

— Нет. Но когда император прибыл на этот злосчастный остров, куда его сослали англичане, ему было сорок шесть и он обладал отменным здоровьем. Спустя несколько месяцев у него распухли ноги и начались всевозможные недомогания: головные боли, диарея, бессонница. В течение последующих шести лет его здоровье постоянно ухудшалось, а за несколько недель до смерти император мучился от часто повторяющихся приступов рвоты. Он даже обвинил англичан в отравлении, и это обвинение не представляется мне абсурдным, если вспомнить, что на острове уже умерли двое его слуг и его друг.

— Вы можете рассказать о предполагаемом отравителе что-нибудь еще? — спросил председательствующий. — Какими мотивами он руководствовался?

— Убийцей почти наверняка был губернатор острова, сэр Хадсон Лоу, жестокий, непреклонный человек, неукоснительно исполнявший приказы своего министра. Он не хотел оказаться в смешном положении, если император во второй раз сбежит, как это случилось на Эльбе в тысяча восемьсот пятнадцатом году. Он унижал генерала нелепыми запретами — к примеру, не позволял ему ездить верхом, даже с эскортом. На острове Святой Елены нет гавани, поэтому суда стоят на якоре в заливе. Крутые, обрывистые берега возвышаются над морем на триста метров. Куда мог сбежать мой несчастный предок? Это абсурд! Наполеону также не удалось добиться от губернатора, чтобы тот называл его «ваше величество». Ему пришлось смириться с обращением «генерал Бонапарт».

— Какое несчастье! — с иронией заметил англичанин. — Я бы не вынес такого унижения. А насчет того, что вы рассказали об убийстве, можно и возразить. Простите, но в последнее время, я слышал, ученые склоняются к тому, что Наполеон умер от рака желудка или от какого-то заболевания печени.

Бросив на англичанина испепеляющий взгляд, князь Бонапарт произнес, не скрывая раздражения:

— Вранье! Как известно, Наполеон был похоронен на острове Святой Елены, но я уже говорил, что в тысяча восемьсот сороковом году его останки были эксгумированы — кстати, они хорошо сохранились — и перевезены в Париж. Сто лет спустя, в начале семидесятых годов, группа исследователей, в том числе зубной врач и специалист по токсикологии, проанализировав симптомы, на которые жаловался Наполеон, пришли к выводу, что они соответствуют симптомам прогрессирующего отравления мышьяком. В их распоряжении оказалось несколько волосков императора, которые, по-видимому, были срезаны на следующий день после его смерти.

Должно быть, князь понял, что слишком разнервничался, он выпил воды, к которой до тех пор не прикасался, и продолжал:

— После сложного и тщательного исследования этих волосков ученые обнаружили в них мышьяк в концентрации, значительно превышающей норму. Поверьте, моего предка убили, и единственным человеком, имевшим для этого достаточно оснований, был его заклятый враг, Лоу, губернатор острова, который после его смерти мог жить, не опасаясь разоблачений со стороны самого известного в истории узника.

Стоявшая в глубине зала блондинка, которая немного опоздала и не смогла найти место в партере, громко спросила:

— А как же Бетховен?

Вопрос был задан таким дерзким тоном, что мог показаться грубостью. Десятки голов повернулись, чтобы посмотреть на женщину в широкополой шляпе и темных очках. В зале поднялся ажиотаж, напоминающий переполох в церкви, когда во время венчания объявляется второй претендент. Председательствующий обменялся с князем несколькими фразами, смысл которых сводился к тому, стоит ли отвечать на этот вопрос, но когда стало ясно, что докладчик не намерен уклоняться, публика мгновенно смолкла, чтобы не пропустить ни единого слова.

— Бетховен? — переспросил князь. — Простите, но я не пойму ход ваших мыслей.

— Бетховен ненавидел Наполеона. Сначала он назвал свою Третью симфонию «Бонапарт», но узнав, что тот предал идеалы Французской революции и провозгласил себя императором, изменил посвящение и назвал симфонию «Героической».

Князь разразился смехом:

— И меня еще упрекают в том, что я верю в теорию заговоров! Вы и впрямь полагаете, что Бетховен мог иметь какое-либо отношение к отравлению Наполеона?

— Бетховен, сударь мой, был тесно связан с иллюминатами, одним из самых порочных тайных обществ того времени. Известно ли вам, что его кантата «На смерть императора Иосифа Второго» оплачена непосредственно этой сектой?