1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II - [101]

К этому считаю нужным добавить, что в интересах рассмотрения моего дела совместно с делом о лицах, обвиняющихся в преступлении 1 марта, и назначенного к слушанию в Особом присутствии Сената на 26 сего марта, заявляю, что отказываюсь от того семидневного срока, который предоставлен обвиняемым для вызова свидетелей и избрания себе защиты и вообще для ознакомления с делом. В случае же, если я изберу себе защитника и он пожелает пользоваться семидневным сроком, то я в таком случае откажусь от защиты в интересах скорейшего рассмотрения дела.

[20 марта]. Всех квартир, где я жил в Петербурге, я указывать не желаю, кроме следующих: на Подольской улице, в доме № 11, где я жил под фамилией Агатескулова, в Сарапинской гостинице, по Забалканскому проспекту, и на Невском, в доме № 124, также под фамилией Агатескулова, и на последней моей квартире — по Лиговке, дома № 83,— под фамилией Ланского, где я был арестован в прошлый вторник, 17 сего марта. Квартира по Подольской улице не служила ни для каких террористических целей, а предназначалась лишь для свиданий. По Подьяческой улице, в доме под № 37, я бывал зимой, в начале 1880 года, и там занимался приготовлением динамита. Обе квартиры — на Подольской и Подьяческой — я указываю потому, что дознанию они были уже раньше известны, точно так же, как и цели, для которых они служили. Вообще я участвовал всякий раз в приготовлении динамита, когда это представлялось нужным в интересах партии, хотя и не всегда знал, в какой форме должно совершиться замышлявшееся покушение: так, относительно покушения 5 февраля я узнал уже только из газет.[58] Относительно события 1 марта могу добавить еще следующее. Зная заранее, что взрыв должен произойти 1 марта, в том случае, если Император проедет по Малой Садовой, я вместе со своими помощниками приложил все усилия, чтобы к утру 1 марта окончить приготовление метательных снарядов. Принеся оба снаряда в Тележную улицу утром 1 марта, я застал там двух лиц, которые должны были бросить снаряды, а именно: Рысакова и лицо, известное мне под именем Котика [И. И. Гриневицкий. — Сост. ]; там же я увидел г-жу Перовскую, Гельфман и хозяина квартиры Саблина. Г-жа Перовская сообщала лицам, взявшимся бросить снаряды, где эти лица должны стоять во время проезда Императора и при каких условиях должны были бросить снаряды; при этом она рисовала план улиц — Малой Садовой и набережной Екатерининского канала. Программа действий была такова: лица со снарядами должны были стоять по обоим концам Малой Садовой и в то время, как на середине ее произойдет главный удар и окажется неудачным, то пустить в дело снаряды. В Троицком переулке, в доме под номером 27, у проживавшей там Гельфман я бывал несколько раз для свиданий с разными лицами; но для каких целей служила эта квартира, я показывать не желаю. Относительно Тележной улицы могу добавить, что до 1 марта я там был раза два с целью объяснить действия метательными снарядами. Относительно времени покушения мне известно было то, что как только мина будет готова, то в ближайшее же воскресенье решено было произвести взрыв. Но повторяю, что я близко стоял только к технической стороне дела; относительно же других сторон предприятия я не имел решающего голоса. С Желябовым я познакомился летом 1879 года в Петербурге, но у него на квартире никогда не бывал.

Относительно настроения, господствующего среди нашей партии после катастрофы 1 марта, мне известно следующее. Вопрос о продолжении террористической деятельности не решается определенно, а ставится в связь с последующими событиями. Если правительство откажется решительно от своей прежней политики, отречется от своей законодательной власти в пользу Учредительного собрания, образованного из народных представителей, выбранных путем всеобщей подачи голосов, при условии полнейшей свободы слова, печати, сходок и избирательной агитации, то перед такою властью партия «Народной воли» сложит оружие террористической борьбы и изберет тогда исключительно мирные средства для проведения своих идей. В таком именно смысле проектировано напечатать обращение к императору Александру III, в этом же обращении должна быть высказана та мысль, что первым шагом нового направления государственной политики должна быть всеобщая амнистия так называемых государственных преступников; только такой мерой правительство могло бы, в глазах партии, доказать свое искреннее желание свернуть на совершенно иную дорогу государственной политики. Если же будут по-прежнему происходить казни, если будет продолжаться прежняя политика преследования свободного слова, если не будет дарована широкая амнистия революционным деятелям, то продолжение террористической деятельности со стороны партии представляется совершенно неизбежным. К этому партия располагает всеми средствами: у ней, во-первых, найдутся всегда решительные люди, готовые жертвовать своею жизнью для террористического предприятия, а во-вторых, среди нее есть люди, умеющие доставить к этому все технические средства. Итак, вопрос о том, быть или не быть террору, всецело зависит от будущей политики правительства.