007. Вы живёте только... трижды - [68]

— Мерзкие твари! Тремя — придурки, гады, кретины! Четырьмя — самолюбивые, ограниченные, тупые тру́сы!

— Кажется, вы не в слишком большом восторге от своих родственников.

— Вы хотите поговорить об этом? — поинтересовался Бонд. — В магическом мире практикуется психоанализ по Фрейду?

— Это когда больной разглагольствует на всякие отвлечённые темы, пока врач, сидя за его спиной, тихо дремлет в кресле? Нет, мы так не делаем.

— А как вы делаете?

— А вы сейчас увидите.

Максимилианус поднялся и направил на Джеймса тонкую трубку, судя по всему — стеклянную.

В следующий момент Бонд оказался под столом, уходя из зоны вероятного поражения. Его стул летел в сторону врача, а рука Бонда сжалась на рукояти пистолета.

— Не надо так бурно реагировать, юноша!

Суперагент рискнул выглянуть из-под стола. Максимилианус был распят на стене за своим столом, его удерживали глубоко ушедшие в кирпичную стену ножки стула. Сиденье стула слегка придавливало грудь Максимилиануса. Колдомедик искренне не понимал, за что с ним обращаются так агрессивно.

— Молодой человек, где ваше уважение к целителям?! Я же принёс вам Нерушимый Обет! Могли бы и сами сообразить, что я не имею права причинить вам вред или своим бездействием допустить, чтобы вам был причинён вред.

— Верно, — подтвердил пружинисто вскочивший на ноги Римус. — А второй закон Нерушимого Обета гласит, что он должен повиноваться относящимся к делу приказам, не противоречащим первому закону.

— И я имею право заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит первым двум законам, — с укоризной добавил пришпиленный к стене стулом целитель. — Не надо бросаться в меня вашим стулом, пожалуйста. А то у меня от неожиданности выделяется мой.

Бонд выпустил рукоять пистолета, вылез из-под стола и дёрнул за спинку стула. Когда к делу подключился Римус, а целитель навалился со своей стороны, дело пошло на лад, и вскоре Максимилианус был освобождён из своего вынужденного плена.

— И за что вы в меня стулом бросили? Что такого опасного в детекторе темномагических воздействий? — спросил колдомедик, подавая Бонду стеклянную трубочку.

— Прошу прощения, привычка, — буркнул Джеймс, рассматривая трубочку. Да, цилиндрический стеклянный сосуд, поблёскивает, как оружейная сталь, потому что заполнен какой-то тёмной жидкостью. Но, в целом, не опаснее авторучки. Если, конечно, не учитывать авторучки, вышедшие из лаборатории Кью…

— И что это внутри?

— О, вытяжка из спинномозговой жидкости инфернала. — Целитель перехватил непонимающий взгляд суперагента. — Ну, это человеческий труп, оживлённый магией.

— Зомби? — догадался Джеймс Бонд.

— Примерно. В общем, в этой трубке спинномозговая жидкость создания, доверху накачанного крайне тёмной магией. Экстракт из его спинномозговой жидкости замечательно реагирует на любую магию, даже не настолько тёмную.

Джеймс Бонд позволил Максимилианусу помахать перед собой детектором. Детектор упорно делал вид, что он просто заполненная тёмной жидкостью трубка. О результатах сканирования приходилось догадываться по изменению выражения лица целителя.

— Оч-ч-чень интересно, — колдомедик, нахмурившись, постучал детектором по макушке Бонда. — Молодой человек, я крайне заинтересован.

— Я буду жить, доктор? — с надрывом поинтересовался Бонд.

— Если уж вы сумели пережить то, что мне показывает детектор, то я и представить не могу, что способно вам повредить, — ответил Максимилианус. — Вы подвергались «Империо» и «Круцио». В вашей крови следы яда василиска. И какая-то крайне мощная целительная субстанция… Слёзы феникса?

— «Империо»? «Круцио»? — Римус Люпин качнулся вперёд. — Это же непростительные заклинания!

— Возможно, это след атаки Того-Кого-Можно-Было-Бы-И-Назвать-Если-Бы-Всякие-Дебилы-Не-Падали-Бы-В-Обморок-Каждый-Раз-Когда-Это-Имя-Произносят, конечно. Возможно, он решил помучить годовалого Поттера в тот день, когда убил его родителей, — простите, Гарри, — но я сомневаюсь, что мой детектор уловит следы столь давних заклинаний. По моему мнению, Поттера подвергали непростительным заклинаниям в последний год.

— В последний год?! Кто же это посмел?

— Понятия не имею, — честно ответил Джеймс Бонд. Он, разумеется, уже прочитал описания непростительных заклинаний вкупе с ожидаемыми эффектами, — большинство книг в библиотеке Блэков называли их необходимым минимумом для общения с окружающими, — но и представления не имел, что их когда-либо применяли к нему лично.

О, ему, конечно, поведали легенду об «Авада Кедавра», срикошетившей от его лба. Но к этой легенде разведчик относился с изрядной долей скептицизма.

Во-первых, из предположения, что Поттера защитила любовь его матери, с неизбежностью следует, что матери других детей любили их меньше, — следствие лестное, однако маловероятное. Матери вообще имеют тенденцию беззаветно и самоотверженно любить своих детей. Вон, Петуния любит Дадличку, хотя мерзопакостнее гадёныша ещё надо поискать. Скажем, если сравнивать Поттера и Дадли на основе рассказов тех людей, кто знал их во младенчестве, — маньяка-террориста Сириуса Блэка и глупой курицы тётушки Мардж, — получается, что Лили Поттер любила Поттера-младенца намного меньше, чем Петуния — Дадли. Потому что Гарри Поттер, судя по рассказам, был ангелочком, разве что без нимба, а Дадли уже в коляске проявлял неимоверные эгоизм, грубость и злобу, — тётушка Марджори называла их «умение настоять на своём», «умение общаться с другими» и «умение постоять за себя». Получается, что Лили любила идеального младенца, а Петуния сумела полюбить кошмар любой матери. Следовательно, любовь Петунии уж никак не слабее любви Лили Поттер.