Все готово. Полностью прозрачная, изготовленная из лучшего «алюминита оболочка звездолета крепка и упруга. Она практически неуязвима, до недавнего времени нельзя было и мечтать о подобном. В центре аппарата имеется механизм, создающий собственное поле тяготения, – с его помощью людям и вещам обеспечивается нормальный вес.
Вместимость звездолета равна почти тремстам кубическим метрам. В течение десяти месяцев мы будем получать кислород из воды. Участники экспедиции, облаченные в герметичные алюминитовые скафандры, смогут путешествовать по Марсу при земном атмосферном давлении. Для дыхания в нашем защитном снаряжении предусмотрены преобразователи сжатого воздуха. Кстати, мы можем и совсем не дышать в течение нескольких часов, – аппараты Сивероля, непосредственно насыщающие кровь кислородом и заменяющие легкие, помогут нам в этом. На звездолете имеется запас консервированного и сжатого продовольствия на девять месяцев. Эта пища не теряет своих качеств, ей при необходимости может быть возвращен природный, первоначальный объем.
Лаборатория поможет странникам эфира сделать любые анализы: физические, химические, биологические. Мы хорошо вооружены и готовы к самым невероятным приключениям. Еще бы, ведь у нас есть практически все необходимое: энергия для полета протяженностью в три года, постоянное поле тяготения, нормальный воздух, питье и еда.
По расчетам мы будем три месяца лететь до Марса, и еще три месяца уйдет на возвращение. Следовательно, у нас есть целых три месяца на то, чтобы исследовать планету.
8 апреля. Наш корабль плывет среди вечной ночи. Солнечные лучи, проходящие через алюминит, были бы небезопасны, если бы у нас не было устройства, которым мы можем по своему желанию ослаблять и рассеивать свет, а то и совсем не пропускать его.
Жизнь наша идет пуритански, почти как в тюрьме. В мертвых просторах звезды кажутся однообразными блестящими точками, наша работа – управление и наблюдение. Заранее было намечено все то, что должны делать приборы и механизмы до прилета. Неисправностей нет, мы живем, будто связанные с машинами. Но для досуга у нас есть книги, музыкальные инструменты, игры.
Нас подбадривают авантюристский задор, надежда на приключения, хотя она и приглушена долгим ожиданием.
Мы летим с огромной скоростью, но без вибрации: наши двигатели-преобразователи и генераторы работают бесшумно. Точно так же и пуля, пущенная в межзвездном пространстве, ни единым звуком не выдает себя…
21 апреля . Мои часы показывают 7 часов 33 минуты. Только что поели: жидкий шоколад, хлеб и сахар – все химически синтезировано. Увеличение содержания кислорода придало нам аппетит и, можно, сказать, развеселило. Смотрю на обоих своих товарищей с каким-то новым чувством: в этой бескрайней пустоте они для меня дороже, чем родные братья.
Вот Антуан Лург, он с детства был таким же насупленным. Но в этой суровости скрывается веселый нрав. У него бывают взрывы радости, подобные взбрыкиваниям молодого жеребенка. Голова Лурга грубо высечена. Это продолговатая голова скандинава. А волосы совсем не скандинавские: черные, как смоль. И глаза точно два уголька. Подбородок, как пеньковая почерневшая трубка. Роста он высокого, а походка у Антуана плавная. Его слова точны, как теорема, и это подчеркивает его математические наклонности.
У Жана Каваля волосы рыжие и напоминают лисью шерсть. Точно звезды, сияют серо-зеленые глаза. Лицо у него белое, как деревенский сыр, покрытый розоватой пленкой. Широкий рот с какой-то веселой ухмылкой придает жизнерадостность всему его облику. Это доброе существо с наклонностями художника ненавидит математику и физику и, вместе с тем, это волшебник, который умеет разбираться и видеть безмерно большие и малые величины. Этот враг дифференциального и интегрального исчислений со скоростью молнии производит в уме сложнейшие расчеты, и цифры встают перед ним огненными символами.
И я, Жак Лаверанд, обыкновенный человек, интересующийся всем, кавалер Единорога, с холодным темпераментом под внешностью южанина. Кудри, глаза и борода у меня черные, как антрацит, точно ваш покорный слуга вырос где-то в Мавритании, лицо, как корица, нос заправского пирата.
Хулиганы группами задирали нас еще в школе, и с того времени мы друзья не столько пылкие, сколько верные.
Наверное, в сотый раз Антуан бурчит:
– Кто его знает, может, только Земля породила жизнь… И тогда…
– И тогда Солнце, Луна и звезды сотворены исключительно для нее! – кипятится Жан. – Вранье! И там есть жизнь!
– Так оно и есть, – говорю я, делая утвердительный взмах рукой.
Антуан изрекает с хмурой усмешкой:
– Конечно, я тебя понимаю. Сейчас ты скажешь про общность всех элементов Вселенной. Но разве это доказывает наличие жизни?
– Я верю в нее, как в собственное существование!
– А разве это доказательство наличия мыслящих?
– И мыслящих и немыслящих… Все формы жизни должны быть там, причем, возможно, есть и такие, перед которыми наше мышление будет подобно мышлению краба.
– Благодарю за краба, – поклонился Жан. – Я их очень уважал и любил в детстве.
– Пятьдесят полетов на Луну и никаких результатов, – сказал Антуан.
![Борьба за огонь [с иллюстрациями]](/storage/book-covers/80/80d01389ec214c4d9aeb3231788b7c6162df1282.jpg)
