Шкипер Толстый Джонни дал коку Джимми подзатыльник и сказал:
— Иди на свое место.
Корщик Иван Бодряной дал зуйку Кузьме подзатыльник и прибавил:
— Знай свое дело!
Толстый Джонни запер каютку — радио и положил ключ в карман своих кожаных панталон.
Кок Джимми от подзатыльника ткнулся головой в бортовую сетку тралера так, что дрогнули снасти топинанта. Джимми сказал: Ай сэй![1], поправил кепку, свистнул и отправился на свое место.
Корщик Иван Бодряной кинул в печку отнятый у зуйка Кузьмы листок.
Зуёк Кузьма от подзатыльника ударился головой в дверь избушки и, распахнув ее, вылетел наружу, встал, свистнул, сказал: Ать ты! — подтянул штаны и пошел делать свое дело.
Если бы поставить рядом кока Джимми и зуйка Кузьму, то они оказались бы одинакового роста, — и тому и другому можно дать лет по 12–14.
Если бы поставить рядом шкипера Джонни с корщиком Бодряным, то мы увидали бы, что они тоже одного роста. Но Джонни толст и брит, а Бодряной худ и с густою, завитою в кольца седою бородой. К тому же Джонни не выпускает даже во сне, дремля после обеда, изо рта трубку, а Бодряной считает табак поганым зельем и, разводя огонь, шепчет заклинание: «Царь-огонь, достанься, не табаку курить, каши варить! "
Если поставить рядом Джимми с Кузьмой и Бодряного с Джонни, мы бы одним взглядом могли понять, в чем они похожи и в чем различны. К сожалению, поставить рядом их мы не можем по очень серьезным причинам. Джимми получил подзатыльник при впадении реки Гулль в море, в порте Кингстоун, откуда тралер № 213 готовится выйти для ловли камбалы на банках Варенцова моря (Северный Ледовитый океан), а Кузьма получил подзатыльник именно на берегу Варенцова моря — на Мурмане — в одном из становищ в глуби фьорда, откуда шняка поморов готовится выйти в Северный Ледовитый океан на ловлю трески. Стало-быть, в момент получения подзатыльников Джимми (в Англии, графство Иорк) и Кузьмой (на Мурмане в РСФСР) их разделяет расстояние около тысячи морских миль. А между тем, два подзатыльника, полученные юнгами в Гулле и на Мурмане в одно и то же время, имели и причину одну и ту же. Дело в том, что Толстый Джонни и Иван Бодряной оба неграмотны. О, разумеется, шкипер тралера № 213, Толстый Джонни, успел уже и в утро выхода в море прочесть издаваемую в Гулле ежедневную "Рыбачью Газету", где было все: и цены на свежую рыбу, и виды на погоду, и на аргентинскую баранину, и на камбалу, и на датские яйца, и портрет лорда Керзона, и русские "зверства", и кризис йоркширских свиноводов; газета лежит в шкиперской рубке, прикрытая биноклем; и корщик Бодряной утром повздыхал, ковыряя глазом титла старопечатной книги, псалтырь. Однако, ни Джонни, ни Бодряной не понимали того, что учились понимать Кузьма и Джимми. Толстый Джонни выгнал кока Джимми из каюты-радио подзатыльником в то самое время, как тот, надев на уши телефонный шлем, готовился ловить "Москов Пелл-Мэйль"[2], как звала команда тралера газету Профинтерна. Вот этого-то и не понимал и никогда не поймет Толстый Джонни, как это из хрипов, смутного говора, щелчков и шипа в телефоне получаются у Джимми в голове новости, то опережающие сообщения "Рыбачьей Газеты", то и такие, каких в "Рыбачьей Газете" не бывает никогда. И корщик Бодряной дал подзатыльник Кузьме из-за того, что застал его за чтением отпечатанного на пишущей машине листочка, — листочек этот уж Бодряному известен. Вчера к стану подходил "Трифон", и кто-нибудь из машинной команды передал Кузьме листочек с Исакогорской радиостанции: московскую окрошку. Читать листочки эти, по Бодряному, хуже, чем курить табак…
Кок Джимми в порте Кингстоун свистнул, поправил кепку и пошел на свое место.
Зуёк Кузьма на Мурманском берегу свистнул, подтянул штаны и пошел делать свое дело.
На тралере № 213 выкатали якорь. Расстилая ленту черного дыма, тралер вышел в открытое море.
Шняку ссунули с сухой воды; поднявши благодать [3]>, шняка [4] набрала в нее горного ветра и пошла меж черных с белыми платками снега пахт [5] к открытому морю.
Волна качала тралер. Больше недели прошло с тех пор, как тралер покинул Кингстоунский порт в устье Гулля. Кок Джимми делал свое дело. Камбуз помещался на верхней палубе возле трубы. В камбузе все было железное — стены, пол и потолок; все остальное было тоже из металла: медный куб для кипятка, чугунная плита, — и тот и другая грелись паром от котла, и даже койка кока, подтянутая под самый потолок, была вся из железа.
И верхняя и нижняя команды работали в две смены. Тралер, достигнув банок Варенцова моря, начал чертить в его свинцовых водах зигзаги от норд — норд-оста к зюйд — зюйд-весту и обратно тихим ходом; кок Джимми все время видел сквозь круглое толстое стекло иллюминатора в камбузе солнце. В полдень оно сияло в безоблачном белесом небе, вея ласковым: теплом; к полуночи воздух стеклянел, тралер менял курс, а солнце, алея, снижалось к морю, едва его касалось нижним краем, утопая в зеленоватой мгле, но не заходя, и снова вздымалось, бледнело, заглядывая в камбуз к коку Джимми.