Зоркое око
Алексей Николаевич Толстой / Сергей Владимирович Диковский
Повести и рассказы о разведке.
Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации Ю. Реброва.
Содержание:
А. Куприн. Штабс-капитан Рыбников (рассказ, иллюстрации Ю. Реброва), стр. 4-41
А. Толстой. Прекрасная дама (рассказ, иллюстрации Ю. Реброва), стр. 42-61
А. Яковлев. Мужик (рассказ, иллюстрации Ю. Реброва), стр. 62-71
Б. Лавренёв. Рассказ о простой вещи (повесть, иллюстрации Ю. Реброва), стр. 72-121
Вс. Иванов. Бронепоезд 14-69 (повесть, иллюстрации Ю. Реброва), стр. 122-195
М. Зощенко. Возмездие (повесть, иллюстрации Ю. Реброва), стр. 196-263
П. Лукницкий. Пограничники Алая (повесть, иллюстрации Ю. Реброва), стр. 264-317
С. Диковский. Патриоты (повесть, иллюстрации Ю. Реброва), стр. 318-425
И. Кратт. Перевал (рассказ, иллюстрации Ю. Реброва), стр. 426-439
Л. Соболев. Разведчик Татьян (рассказ, иллюстрации Ю. Реброва), стр. 440-446
Л. Соболев. Соловей (рассказ), стр. 447-449
Л. Соболев. В лесу (рассказ), стр. 449-455
А. Васильков. Умение хранить державу (послесловие), стр. 456-461
| Жанры: | Историческая проза, Приключения |
| Серии: | Мир приключений (изд. Правда) , Антология приключений №1990 |
| Всего страниц: | 155 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1990 |
| Формат: | Полный |
Зоркое око читать онлайн бесплатно
ЗОРКОЕ ОКО
Аннотация
Героизм, отвага, верность долгу русских разведчиков, а также
людей, «зоркое око» которых помогало хранить державу, – основная
тема сборника, в который вошли произведения А. И. Куприна, А. Н.
Толстого, М. Зощенко, Вс. Иванова и др.
АЛЕКСАНДР КУПРИН
ШТАБС-КАПИТАН РЫБНИКОВ
1
В тот день, когда ужасный разгром русского флота у острова Цусима приближался к концу и когда об этом кровавом торжестве японцев проносились по Европе лишь первые, тревожные, глухие вести, – в этот самый день штабс-капитан Рыбников, живший в безыменном переулке на Песках, получил следующую телеграмму из Иркутска:
«Вышлите немедленно листы следите за
больным уплатите расходы».
Штабс-капитан Рыбников тотчас же заявил своей квартирной хозяйке, что дела вызывают его на день – на два из Петербурга и чтобы поэтому она не беспокоилась его отсутствием. Затем он оделся, вышел из дому и больше уж никогда туда не возвращался.
И только спустя пять дней хозяйку вызвали в полицию для снятия показаний об ее пропавшем жильце. Честная, толстая, сорокапятилетняя женщина, вдова консисторского чиновника, чистосердечно рассказала все, что ей было известно: жилец ее был человек тихий, бедный, глуповатый, умеренный в еде, вежливый; не пил, не курил, редко выходил из дому и у себя никого не принимал.
Больше она ничего не могла сказать, несмотря на весь свой почтительный ужас перед жандармским ротмистром, который зверски шевелил пышными подусниками и за скверным словом в карман не лазил.
В этот-то пятидневный промежуток времени штабс-капитан Рыбников обегал и объездил весь Петербург. Повсюду: на улицах, в ресторанах, в театрах, в вагонах конок, на вокзалах появлялся этот маленький, черномазый, хромой офицер, странно болтливый, растрепанный и не особенно трезвый, одетый в общеармейский мундир со сплошь красным воротником – настоящий тип госпитальной, военно-канцелярской или интендантской крысы. Он являлся также по нескольку раз в главный штаб, в комитет заботы о раненых, в полицейские участки, в комендантское управление, в управление казачьих войск и еще в десятки присутственных мест и управлений, раздражая служащих своими бестолковыми жалобами и претензиями, своим унизительным попрошайничеством, армейской грубостью и крикливым патриотизмом. Все уже знали наизусть, что он служил в корпусном обозе, под Ляояном контужен в голову, а при Мукденском отступлении ранен в ногу. Почему он, черт меня возьми, до сих пор не получает пособия?! Отчего ему не выдают до сих пор суточных и прогонных? А жалованье за два прошлых месяца? Абсолютно он готов пролить последнюю, черт ее побери, каплю крови за царя, престол и отечество, и он сейчас же вернется на
Дальний Восток, как только заживет его раненая нога. Но –
сто чертей! – проклятая нога не хочет заживать… Вообразите себе – нагноение! Да вот, посмотрите сами. – И он ставил больную ногу на стул и уже с готовностью засучивал кверху панталоны, но всякий раз его останавливали с брезгливой и сострадательной стыдливостью. Его суетливая и нервная развязность, его запуганность, странно граничившая с наглостью, его глупость и привязчивое,
праздное любопытство выводили из себя людей, занятых важной и страшно ответственной бумажной работой.
Напрасно ему объясняли со всевозможной кротостью, что он обращается в неподлежащее место, что ему надобно направиться туда-то, что следует представить такие-то и такие-то бумаги, что его известят о результате, – он ничего, решительно ничего не понимал. Но и очень сердиться на него было невозможно: так он был беззащитен, пуглив и наивен и, если его с досадой обрывали, он только улыбался, обнажая десны с идиотским видом, торопливо и многократно кланялся и потирал смущенно руки. Или вдруг произносил заискивающим хриплым голосом:
– Пожалуйста… не одолжите ли папиросочку? Смерть покурить хочется, а папирос купить не на что. Яко наг, яко благ… Бедность, как говорится, не порок, но большое свинство.
Этим он обезоруживал самых придирчивых и мрачных чиновников. Ему давали папироску и позволяли присесть у краешка стола. Против воли и, конечно, небрежно ему даже отвечали на его назойливые расспросы о течении военных событий. Было, впрочем, много трогательного, детски искреннего в том болезненном любопытстве, с которым этот несчастный, замурзанный, обнищавший раненый армеец следит за войной. Просто-напросто, по-человечеству, хотелось его успокоить, осведомить и ободрить, и оттого с ним говорили откровеннее, чем с другими.
Интерес его ко всему, что касалось русско-японских событий, простирался до того, что в то время, когда для него наводили какую-нибудь путаную деловую справку, он слонялся из комнаты в комнату, от стола к столу, и как только улавливал где-нибудь два слова о войне, то сейчас же подходил и прислушивался с своей обычной напряженной и глуповатой улыбкой.
Когда он наконец уходил, то оставлял по себе вместе с чувством облегчения какое-то смутное, тяжелое и тревожное сожаление. Нередко чистенькие, выхоленные штабные офицеры говорили о нем с благородной горечью:
– И это русские офицеры! Посмотрите на этот тип. Ну, разве не ясно, почему мы проигрываем сражение за сражением? Тупость, бестолковость, полное отсутствие чувства собственного достоинства… Бедная Россия!.
