Андрей Плеханов
ЗОЛОТАЯ ЛОЗА
Шаг. Еще шаг. Бесконечные шаги.
Снег скрипит под ногами. Здесь довольно холодно. Градусов пятнадцать ниже нуля, наверное. По Цельсию. Какая это страна, кстати? Надо найти хоть одну вывеску. Прочитать ее. По надписям всегда можно сориентироваться.
Ага. Это должно быть здесь. В этом здании. Шеф описал мне его точно, когда давал задание. Шеф не мог ошибиться. Он всегда знает все лучше всех, мой шеф. Он - вне критики.
И вывеска есть. Пивной клуб "У ПЕТРА". Написано по-русски. Без сомнения, это русский язык. Стало быть, я в России. Плохо, что зимой. Зимой в России чертовски холодно. Я не люблю этого. Я люблю тепло. Впрочем, все не так уж и плохо. Можно было попасть в Африку. Куда-нибудь в Нигерию. Там тепло, там растут пальмы. Но люди там отвратительно воспитаны. Они совершенно не могут себя вести, эти черные нигерийцы. Я помню, небольшое стадо негров однажды пыталось отправить меня на тот свет. Они стреляли в меня из автоматов. Или из луков? Возможно, что и из луков. В зависимости от того, в каком веке это было. Подробности забываются. Слишком много было их, подробностей, в моей жизни.
Итак, я у цели. Здание довольно архаичное. Века четыре ему будет. Для Италии, например, четыре века - это совсем немного. А для русских четыреста лет - уже древность. Они еще младенцы - эти русские. Но мне они нравятся. Душевный народ. Мои клиенты.
Древний, стало быть, дом. Белокаменный. Двухэтажный. Государством, наверное, охраняется. Самое подходящее место для питейного заведения. Дверь большая, дубовая. Слегка приоткрыта. И оттуда, вместе с клубами сигаретного дыма, вылетают звуки. Ритм - неспешный, но мощный, заставляющий вздрагивать печень, пропитанную пивом. Я уже слышал такое. Хотя и несколько неожиданно услышать такую музыку в середине замерзшей, заснеженной России. Такая музыка больше приличествует Аризоне или Нью-Джерси. Я вспомнил, как сидел в одном из пабов Америки, и люди в клетчатых пропыленных рубашках двигались в сизом прокуренном воздухе, хрипло говорили, громко чокались кружками, и пиво роняло плевки пенистой слюны на пол. Там была такая музыка. Такая же. Живьем.
Блюз, вот как это называется. Живой блюз. Здесь играют блюз живьем, и я понимаю это даже через закрытые двери.
Блюз, так блюз. Я тяну дверь на себя, и меня едва не роняет на землю волна тугого, спрессованного звука, усиленного динамиками до аэродромной интенсивности. Я делаю глубокий вдох и не выдерживаю, кашляю. Я совсем отвык от табачного дыма. Там, где я живу, не курят. Не то, чтобы у нас все были приверженцами исключительно здорового образа жизни. Но курить у нас не принято. Тем, кто попадает к нам, приходится бросать эту привычку. Что ж поделать - у них нет выбора.
Право на выбор надо заслужить.
Вниз ведет лестница - спускается круто, засасывает в подвал, как в преисподнюю. Побеленые стены сложены из больших старых кирпичей, кривых, местами раскрошившихся. Деревянные перила изрезаны ножом, известка сыпется с потолка сухой перхотью. Не очень умная привычка - белить стены известкой. Нужно быть осторожным, чтобы не прислониться. Не испачкать мое новое черное пальто. Оно выглядит достаточно дорого. Оно длинное - почти до щиколоток, и сделано из хорошей шерсти. Наверное, тут сейчас такие в моде. Те, кто собирает меня на задание, заботятся о том, чтобы одежда соответствовала времени и месту. Нелепо было бы появиться здесь в сером армяке, подпоясанном веревкой, треухе и лаптях. Еще недавно в этой стране ходили именно так. Но все меняется. Время бежит быстро. Хотя... Какое это имеет для меня значение?
Молодой человек у входа в зал. В таком же пальто, как у меня. Мерзнет, наверное. Широкие плечи, квадратная челюсть, глаза цвета протухшей селедки. Говорит, что мне нужно заплатить за вход. Говорит, что концерт сегодня платный. Лезу за бумажником. Его обычно кладут в правый внутренний карман. Точно. Бумажник не забыли положить. Я улыбаюсь. Деньги имеют большое значение здесь. С деньгами легче ощущать себя настоящим человеком.
Сколько это стоит? Он называет цену. Я не знаю даже, дорого это, или нет. Неважно. Открываю бумажник, с интересом разглядываю деньги. Стараюсь не ошибиться, считая рубли. Не хочу, чтобы меня приняли за иностранца. Я говорю на безупречном русском языке, но мелочи - они всегда выдают. Можно было потратить больше времени на подготовку, отправляясь на задание. Но я ленив. К тому же, на этот раз все произошло в страшной спешке. Меня выпихнули сюда, ничего толком не объяснив. Шеф говорил со мной не больше пяти минут. Иногда он слишком самоуверен, мой шеф. Но, с другой стороны, я не провалил еще не одного задания. Хорошо быть самоуверенным, имея такие кадры, как я. Одному только мне известно, чего это стоит.
Интуиция. Это - самое главное. Она никогда меня не подводила. Интуиция и профессионализм.
Прохожу внутрь. Зал слишком мал для такого громкого саунда и такого большого количества кайфующих людей. Плотные звуки врезаются в стены, искажаются, облепляют лицо, заставляя его покрываться потом. Ничего. Нужно привыкнуть. Потом будет легче. Большинство людей стоит. Они курят, и пьют пиво из высоких стаканов, некоторые слегка пританцовывают в такт ритму, но большинство просто делают движения руками - такие, словно стряхивают что-то с пальцев. Они слушают очень внимательно. Они поглощены этой музыкой. На лицах их написано удовольствие. Они насыщаются этим блюзом, они едят его, как изголодавшиеся гурманы, которых несколько недель кормили комковатой манной кашей, и вдруг поставили большое блюдо с марсельскими устрицами, свежими устрицами, только утром извлеченными из соленой морской воды... Я сглатываю слюну. Надеюсь, в этом заведении можно съесть хорошо прожаренный стейк. Впрочем, это потом. Потом. Сперва я хочу взглянуть на себя. Трудно работать, если не знаешь, как ты выглядишь.
