Тодд гладил вздымающийся и опускающийся, раздутый живот Хони. Под растянутой кожей просматривались мордашки и крохотные лапки копошащихся внутри щенков. Тяжело дыша, сука золотистого ретривера отползла в дальний угол кладовой. Роды давались тяжело. Из ее вагины капала кровь и какая-то жидкость. Собака кружила по крошечной кладовой, то и дело, приседая, будто пыталась испражниться. Она вся дрожала от напряжения.
- Давай, Хони. У тебя получится, девочка.
Он наполнил ее миску водой, и Хони принялась лихорадочно лакать.
- Хорошая девочка!
Тодд гладил ее по шерсти, пока она пила.
Он был взволнован. Хони была его лучшим другом. Она появилась у него, когда ему был всего лишь год. Сколько Тодд себя помнил, Хони всегда была рядом. Можно сказать, она была его единственным другом. Его мать, женщина глубоко религиозная, предпочитала обучать его на дому, вместо того, чтобы водить в среднюю школу, ограждая его тем самым от «безбожного светского образования».
- Не удивительно, что все дети там стреляют друг в друга, принимают наркотики, пьянствуют, и курят, теперь, когда из школы убрали библию. Детям даже не разрешают молиться! Их учат сексу, а потом удивляются добрачным половым отношениям у несовершеннолетних и появлению внебрачных детей. Я бы ни в коем случае не разрешила ходить моему мальчику в такую безбожную школу. Все, что тебе нужно знать, есть здесь, в библии.
Ему не позволялось играть с соседскими детьми, которых его мать считала грешниками, извращенцами и преступниками. Поэтому его единственным партнером по играм была Хони. К огорчению матери, она спала в ногах его кровати. Однажды, когда мать забрала собаку из его комнаты, он плакал до хрипоты. Наконец, его мать смягчилась, и с тех пор Хони спала с ним всегда. Когда собака забеременела, Тодд очень разволновался. Щенки стали бы его новыми друзьями и смогли бы скрасить его мучительное одиночество.
Хони принялась лизать себя, потом легла на бок. Первый щенок выскользнул, все еще находясь в мешочке с околоплодными водами. Хони лизала и покусывала мешочек, выдавливая тем временем следующий. Образующую мешочки пленку она съедала, и начисто вылизывала щенков. Тодд был счастлив до слез.
- Они такие красивые, Хони. Посмотри на своих деток. У тебя получилось, девочка.
Он погладил собаку по голове. Хони снова улеглась, все еще тяжело дыша от усталости.
- О, боже! Поглядите на этот бардак!
Позади Тодда стоял его отец, в грязных рабочих сапогах и серой рубашке «Диккиз» с пятнами пота подмышками.
- Мама говорит, что ты не должен поминать имя господа всуе. Я тут приберусь, пап. Ну, разве они не хорошенькие? Они родились у меня на глазах. Ты бы видел. Так здорово!
- Да? Сколько их там?
Тодд заглянул за Хони, которая продолжала вылизывать щенков.
- Одиннадцать.
- Одиннадцать? Нам не прокормить столько щенков. Мы едва можем содержать Хони.
- Но, пап, мы же не можем их продать!
- Лучше надейся, что мы сможем их продать, иначе они отправятся в собачий приют.
Тодд заплакал.
- Нет. Нет, пап. Ты не можешь. Нет.
- Подойди сюда, сын.
Тодд подошел к отцу, опустившемуся рядом с ним на колени.
- Послушай, сын, я знаю, что ты хочешь их оставить, но нам не прокормить их.
- Но по телевизору говорили, что в собачьих приютах щенков убивают. Усыпляют.
- Ну, иначе повсюду бы бегали собаки и кошки. Мы бы утонули в них. Они съели бы всю еду и умирали б на улицах от голода и болезней. Усыплять их — гуманное дело. Это избавляет их от мучений. Когда они были дикими и жили на природе, хищники не давали разрастаться их популяции, но так как мы превратили их в домашних животных, ничто не мешает им воспроизводиться. Нет никого, ни волков, ни львов, с кем бы можно было конкурировать в добывании пищи, и кто истреблял бы старых, больных и слабых.
- Ну, а как же мы?
- Так я об этом и говорю. Мы контролируем их численность безболезненным и гуманным способом, усыпляя их в случае, если люди не могут о них заботиться.
Тодд снова заглянул за Хони. Щенки сейчас слепо тыкались ей мордочками в живот, пытаясь сосать. Чтобы помочь им найти соски, Хони осторожно подталкивала их носом. Они выглядели такими слабыми и беспомощными. Тодд и представить себе не мог, что их отправят в приют и убьют. Он заплакал. Отец обнял его.
Тодд знал, что отец любит его, даже если не всегда понимает.
- Знаю. Это трудное, но верное решение. Нам просто их не прокормить. Либо мы будем есть, либо они.
- А как же мы? У нас же тоже нет хищников. Что бывает, если людей становится слишком много?
- Ну, у нас есть болезни, войны и бедствия.
- Но мы же умеем лечить болезни.
- Есть целая куча неизлечимых.
- В новостях сказали, что на Земле сейчас живут шесть миллиардов человек. А война в Персидском заливе убила всего сто тысяч.
- Сто тысяч это много.
- Но несравнимо с шестью миллиардами.
- Ну, кроме этой бывают еще и другие войны. Причем повсюду.
- Все равно этого не достаточно. Если нам нужно убить щенков Хони, чтобы не было слишком много собак, то почему мы не делаем то же самое с людьми?
- Тодд!
Тодд пристально посмотрел на отца. Он заметил, как тот расстроился, по тому, как он потер грубой мозолистой рукой морщинистый лоб. Отец выглядел обессиленным. Он вздохнул и вытер Тодду слезу на щеке. Тодд знал, что говорит так от злости и расстройства, но для него это не имело значения.
