Мне не хватает воздуха. Я открываю рот, выдуваю клочьями густой пар, но полноценно вдохнуть не удается. Словно попала в капкан, грудь сдавило, выбраться не могу. Внутри все жжет огнем. Так бывает в преддверии катастрофы. Взгляд цепляется за обрывки запоздалых листьев, дрожащих на ветру, мимолетные солнечные блики, остывшее небо, надутые сизые облака. За пустые мелочи, абсолютно не значимые в этот момент.
Моя жизнь несется в пропасть, а я разглядываю тучные фигуры на небе. Может, это признаки шизофрении? Наверное, так бывает, когда судьба совершает кульбит, переворачивая с ног на голову всю жизнь, а ты совершенно к этому не готова. В эти моменты вспоминаются старые фотографии в альбоме, наклеенные маминой рукой, вкус лимонада, запах скошенного сена, босоногое детство, первая заноза в пятке, теплая вода в луже, вкус тыквенной запеканки, руки в шелковице. Вселенская чушь, не похожая на философское подведение итогов жизни.
Скрип старых тюремных ворот разрезал тишину морозного утра. Я вздрогнула и уткнулась взглядом в полицейскую фуражку.
— Ковригина? У вас пятнадцать минут на свидание с заключенным.
Воздух застрял в горле льдиной, царапал осколками гортань. Я нервно кивнула и покорно шагнула вперед. Все потеряло смысл, стало ненужным. Как будто последние капли чего-то живого и важного стекли в подошвы сапог. Я умерла. Прежняя Настя умерла. Шесть месяцев назад я сама это затеяла и влезла куда не просили. Любопытство — мой грех, за который пришлось заплатить самую высокую цену. А началось все на празднике, посвященном седьмой годовщине нашей свадьбы. Когда кто-то из гостей решил меня отравить…
* * *
Май в том году пугал даже видавших виды воробьев хаотичными приступами снега. Не верилось, что на календаре конец весны: на обочинах серели сугробы, а термометр упорно показывал плюс пять. Пуховики прочно обосновались в гардеробе и, гневно сверкая примерзшими кнопками, не собирались сдавать свои позиции. Казалось, что природное недоразумение продлится до середины лета, как расплата за озоновые дыры и пагубное пренебрежение к экологии.
Женщины старались без надобности на улицу не высовываться, заедали стресс шоколадным фондю, топили мед, жгли камины, пекли дрожжевые пироги по бабушкиным рецептам и примеряли на себя роли жен полярников.
В один из таких сумрачных дней, когда небо возмущенно фыркало холодным дождем, я отправилась выбирать ресторан для празднования нашей годовщины. Скользкие дороги способствовали медленному трафику, адским пробкам и сгоранию нервных клеток. Удачно припарковавшись возле «Прованса», я подняла повыше воротник и, перепрыгивая лужи, забежала вовнутрь.
— Неласковая весна, да?
Погруженная в изучение списка предложенных блюд, я не сразу отреагировала на реплику мужчины за соседним столиком. Я вообще не поняла, что вопрос адресовался мне. Мы с администратором обсуждали, в котором часу следует подавать телятину в клюквенном соусе, и вдруг пожилой мужчина с тростью решил вмешаться в наш разговор.
— Простите, вы мне?
Я выпрямилась на стуле. Бестактность, равно как и человеческая глупость, сильно портила мою картинку мира. Мужчина отложил в сторону газету и сделал широкий жест, приглашая присесть за его столик. Я посмотрела на администратора, тот спрятал глаза. Наглость незнакомца била все рекорды. Хотелось ответить грубостью, но я сдержалась.
— Вы не видите, что я занята?
— Вы не тем заняты, милочка.
Мужчина поднялся, немного сутулясь и опираясь на трость сухой рукой, подошел ближе. Я смотрела в его серо-зеленые глаза и не могла понять, что происходит. Администратор прокашлялся и прошептал:
— Вызвать охрану?
— Нет, лучше ущипните меня. Я сплю?
Он отрицательно мотнул головой. Мужчина в строгом костюме поравнялся с нашим столиком. Я занервничала:
— Мы знакомы? Что вам от меня нужно?
— Вы жена Вадима Ковригина? — проигнорировал он мой вопрос.
Пришлось утвердительно кивнуть.
— Месяц назад умер мой сын, — мужчина наклонился ниже. — Он работал на стройке вашего мужа.
Я удивленно приподняла брови:
— И что? Это стройка. Там вечно что-нибудь происходит. Люди гибнут из-за несоблюдения норм безопасности.
Я глядела в его лицо. Повисла пауза. Голос мужчины дрогнул:
— Мой мальчик. Ему было всего тридцать семь…
— Простите, но при чем здесь я и мой муж?
— Как же, торговый комплекс «Тезарус»…
Он бросил на стол газету. Мы с администратором одновременно уткнули взгляды в черно-белую картинку с громким заголовком:
ТРИ СМЕРТИ ПОДРЯД. КТО ВИНОВАТ?
— Мой мальчик стал третьим в списке погибших на этой стройке, черт побери! И до сих пор никто не ответил за его смерть.
Мужчина гневно сверкал глазами.
— Это был несчастный случай, насколько мне известно. И мой муж выплатил семье вашего сына полную страховку.
— Вы ничего не знаете!
Он повысил голос, и мне это не нравилось.
— Найдите убийцу, или вы сами станете убийцей!
Он развернулся, чтобы уйти. Предвосхищая бурные возражения с моей стороны, бросил напоследок:
— Запомните, в полицейскую версию я не верю. Он не пил. И в его кровь не мог попасть алкоголь.
Я смотрела вслед, пока за ним не закрылась дверь. Гости, меню, блюда, праздник, застывший администратор — меня больше ничто не интересовало, кроме этой газеты. Я никогда не лезла в дела Вадима, знала ровно столько, сколько он рассказывал, и нас обоих это устраивало. Не было еще ни одной идеальной стройки. Обязательно случались форс-мажоры, которые нужно было ликвидировать. К такой жизни привыкаешь и адаптируешься. Это как работать в травматологии. Сначала тошнит от вида запекшейся крови, рваных ран и треснувших костей, а потом «глаз замыливается», мозг углубляется в корень проблемы и пути ее устранения. Чем спасать, и как это сделать эффективнее.
