Около Дижона[1] на вершине холма, возвышавшегося над селением, раскинувшимся по берегам реки Армансо, в 1665 году поднимался замок графа де Еревана, феодального сеньора всех окрестных земель.
Граф безвыездно жил в замке, никогда не спускался в селение и, что было самым странным, никому из своих вассалов не позволял входить в крепость. Но так было не всегда, В прежние годы он поддерживал отношения со всеми, часто хаживал в поселок и находился в довольно фамильярных отношениях со своими вассалами. Но разом все неожиданно изменилось.
Однажды, это было за двадцать семь лет до начала нашего повествования, граф, серьезный и замкнутый, вернулся из поездки в Париж и, начиная с этого времени, стал вести уединенный и загадочный образ жизни.
Жена его умерла совсем молодой и оставила ему крохотную дочурку.
Маленькая Сюзанна тоже росла в полном одиночестве и, несмотря на то, что отец сильно любил ее, она двенадцати лет от роду была отправлена в монастырь.
На склоне холма, словно часовой, выдвинутый вперед, виднелась довольно богатая ферма, в которой жила госпожа Жанна с дочерью Ивонной. Умная и добрая мадам Жанна, старая вдова, сохраняла несокрушимую верность графу и являлась посредницей между ним и деревенскими жителями.
Ивонна, дочь госпожи Жанны, была очаровательной девушкой лет двадцати с изящным овалом и ласковым выражением лица. Однако блеск ее черных, живых и жгучих глаз указывал на характер решительный, твердый и энергичный.
В тот вечер, когда начинается наш рассказ, Ивонна находилась в большом общем зале своего дома. Она сидела перед огромным камином.
огонь которого освещал всю комнату. Девушка держала в руках едва начатое рукоделие и сидела задумчивая, погруженная в свои мысли.
Вдруг дверь в зал медленно приоткрылась, мужчина просунул голову и пытливо осмотрел комнату. Увидев, что Ивонна одна в комнате, он тихо проскользнул к камину и присел на корточки около опт. В красных отблесках пламени вид его был ужасен. Это был уродливый карлик с короткими и кривыми ногами и худыми руками, такими длинными, что они доходили до колен. На спине у него выпирал огромный горб, а на плечах сидела большая, безобразная голова: правая половина лба была покрыта густыми рыжими волосами, почти достигавшими густых бровей, под которыми сверкал единственный глаз, придававший горбуну выражение свирепости, словно природе было мало того, что карлик был одноглазым.
Почувствовав присутствие урода, Ивонна вздрогнула и, посмотрев на него удивленным, но спокойным взглядом, сказала:
— Что ты здесь делаешь в этот час, Ньяфо?
— Вы же видите, мадемуазель, — отвечал карлик хриплым голосом, — я пришел, несмотря на холод и на снег, который пришлось месить.
— Боже мой! Но почему? Уж не стряслось ли чего-нибудь с матерью?
— Нет, мадемуазель, мадам Жанна находится в обществе господина графа. Я пришел только потому, что хотел поговорить с вами наедине.
— О чем? Ты собираешься открыть мне какой-нибудь секрет?
— Сначала я расскажу о вашем… а потом открою свой.
— Мой секрет? — покраснев, прошептала Ивонна.
— Прежде я всегда видел вас смеющейся и веселой, — не обращая внимания на замешательство девушки продолжал горбун. — Вы постоянно бегали по полям и лугам, с забора ловко вскакивали на какуюнибудь норовистую лошадь и требовали от оруженосца господина графа скрестить свою шпагу с его. Постоянно видели вас смеющейся и поющей.
Теперь же, наоборот, вы грустны и бледны, а вместо смеха слышны только вздохи. И это превращение — дело таинственной личности, чье присутствие является фатальным для всех нас. Вместе с ним несчастье вошло в наш феод.[2] В том, что у господина де Еревана лоб покрыт морщинами, что молодость мадемуазель Сюзанны проходит за стенами монастыря, что все в этом селении не решаются появляться на территории замка и вид у них грустный и боязливый и, наконец, вы не поете и не смеетесь, все это потому, что здесь находится монсеньер** Людовик… И вы его любите!
— Ньяфо! — побледнев, воскликнула девушка и резко вскочила на ноги.
— А теперь я открою свой секрет, — нерешительно продолжал карлик.
— Я люблю вас!
Девушка спокойно окинула его взглядом сверху вниз и проговорила:
— Бедный Ньяфо, ты говоришь, как сумасшедший, и поэтому я прощаю тебя! Но…
— Пожалейте меня! — в бешенстве прорычал карлик. — Вы такая же, как и другие. Вы видите, что я обижен природой, и считаете, что сердце мое не может чувствовать. Вы ошибаетесь, мадемуазель Ивонна!
Я люблю вас и хочу, чтобы вы стали моей женой. Но подумайте как следует, прежде чем решите отказать мне, потому что от меня, и только от меня зависит счастье или несчастье всех живущих здесь… Я клянусь вам!
— Да, я ошиблась, — холодно ответила Ивонна. — Подооно другим я считала тебя бедным страдальцем, о котором следовало заботиться и нужно было утешать. Но теперь я убедилась в твоей смелости, я поняла, что у тебя порочные инстинкты и злое сердце… Уходи отсюда! Вон из моего дома!
Но Ньяфо не двинулся с места и продолжал смотреть на Ивонну своим единственным налитым кровью глазом.
— Прислушайтесь, — проговорил он. — Слышны шаги.
