На поляну обрушиваются громовые раскаты: роботы-монтажники начали топать по жести палуб и винтовых лестниц, спуская на землю контейнеры с оборудованием. Мягко поплыли ленты транспортеров, вынося на своих рубчатых резиновых платформах бухты кабеля, затянутые в надувные мешки приборы, капсулы с реагентом, связки труб и полиэтиленовых лотков. Обшивка корабля разъезжается, словно на застежках-«молниях», и на траву плавно опускаются огромные пандусы-лепестки. По ним, тяжело грохоча и слегка подпрыгивая на клепке, ползут бульдозеры-нивелировщики, ощетинившиеся серебристыми ножами, рыхлителями и крюками корчевателей. Они скатываются на поляну и тут же принимаются расчищать площадки под трубопроводы и сербционные установки, Под опорой пробегает неуклюжий робот-цементировщик. За ним, как паутинка за пауком, разматывается прозрачный шланг растворопровода. Бухает первый взрыв, и в воздух взлетает целая роща салатовых деревьев. «Альбатрос» слегка встряхивает… «Альбатрос» — это звездолет-рудник. Он напичкан горной техникой и, конечно, не так изящен и стремителен, как подпространственные лайнеры. Единственное назначение этого корабля — разработать месторождение, под завязку загрузиться концентратом и доставить груз на транзитную базу, чтобы через несколько месяцев опять приземлиться где-нибудь на Промаксе или Бергони и снова добывать селен, радий или уран. Экипаж корабля — это я и мой сменщик Паша. Не сказать, что мы приняли назначение на «Альбатрос» с радостью. В астронавигационной школе мы, как и все, мечтали о далеких созвездиях, подвигах, романтике… Но работа есть работа, тем более что и на нашу долю неожиданностей и приключений хватало. Сейчас у меня свободное время: первое дежурство принял Пашка и основательно устроился за пультом управления. Расстегнув ворот рубахи, он сидит в окружении тысяч кнопок, лампочек, экранов и в паре с корабельным компьютером руководит беспокойным воинством роботов и автоматов. На дисплее выстраиваются неоновые очереди дополнительных запросов, и Пашка карандашом-световодом корректирует схему развития рудника. Он щелкает переключателями и кричит в селектор своим удивительным неунывающим голосом. А внизу расстилаются бесконечные леса, в которые вгрызаются бульдозеры-мастодонты.
— Паш, — говорю я тихо. — А тебе не жалко эту красоту?
Пашка разворачивает свой острый «бескомпромиссный» нос, встряхивает соломенной гривой и спрашивает:
— Ты это о чем?
— Ну посмотри вокруг, — мямлю я. — Здорово-то как! А через пару дней не будет ни травы, ни деревьев, и останется только огромная черная яма да груды слежавшегося песка…
Пашка смотрит на меня, как на привидение, и говорит:
— Ты что, нездоров? На планете нет разумной жизни, так что красоту твою все равно оценить некому. И потом, если тебя это так волнует, планета сама за каких-нибудь тридцать-сорок лет затянет рану и превратит карьер в прекрасное лесное озеро…
Я поворачиваюсь к выходу из рубки. Все, конечно, так и есть, а на душе все равно как-то не так. Иду в библиотеку. Нет, читать мне не хочется. Просто библиотека — самое тихое место на корабле. Сюда не забежит перегревшийся робот-бурилыцик и не придет искать машинное масло тонконогий автоматический перфоратор. Полулежу в кресле и смотрю в окно. Лес уже раскорчеван, почвенный слой снят, намечены контуры будущего карьера, на бетонных постаментах замерли кубы трансформаторных подстанций. Сейчас начнется самое интересное. В корпусе «Альбатроса» открывается широкая ниша, из ее глубин выползает чудовищный агрегат о четырех роботах, пяти опорах и нескольких десятков зубчатых ковшей. Это один из двух наших красавцев-экскаваторов. Размером он с хороший многоквартирный дом, но ведь и «Альбатрос» не карлик: от стабилизатора до носового рассекателя в нем больше пятисот метров! Зубастая машина выбирается из ниши, подъезжает к краю и… срывается с огромной высоты. У меня, как всегда, захватывает дух. Кажется, еще секунда, и от чудо-экскаватора останется лишь куча сплющенного железа, но в нужный момент включаются силовые установки, и тысячетонная махина, зависнув в воздухе, плавно опускается на землю. Еще через минуту экскаватор гигантскими шагами выдвигается на контур карьера и приступает к работе. Грунт веером вылетает из метателей и образует высокие зигзагообразные стволы. Земля мгновенно подсыхает, над кучами стелется плотный молочный туман. А вдали салатовыми волнами покачиваются верхушки деревьев. Небо ярко-синее, с голубоватым аметистовым отливом по краям. С высоты двухсот метров можно разглядеть бирюзовое море и ветвистую дельту впадающей в него реки. Узконосый зазубренный вулкан плюет в небо порциями курчавого фиолетового дыма и зажигает на склоне рубиновую ниточку лавового потока. Солнц — два: одно маленькое, колючее, белое, другое — оранжевое и сочное, как спелая хурма. Двойные тени оленьими рогами разбегаются по неровностям земли. Я уже бывал здесь. Тоже с Пашей, года полтора назад. Сейчас у «Альбатроса» четвертый рейс, а тогда был второй, и мы были молодыми, ничего не понимающими стажерами. Кажется, именно тогда мы впервые поссорились с Пашкой.