В славном городе Париже на углу Университетской улицы и бульвара Сен-Жермен в здании Военного министерства располагается так называемое «Второе бюро» — административный центр всего французского шпионажа. У его дверей всегда дежурит бдительный часовой. Только со специальным разрешением Особого департамента при Сюрте Женераль вас пропускают внутрь. И то сначала не далее «Зеркальной приемной» — само собой, названной так потому, что вся она сплошь уставлена большими зеркалами в бронзовых подвижных рамах. Здесь вас принуждают ждать не менее четверти часа — вас незаметно осматривают со всех сторон, несколько раз фотографируют и профессиональный физиогномист накрепко запечатлевает в своей цепкой памяти ваше лицо — на будущее, чтобы без проблем узнавать вас в уличной толпе. Потом к вам выходит дежурный офицер.
— Что угодно месье? — спрашивает он с деланно скучающим видом.
Вы — давно уже вспотевший от одного осознания того факта, что находитесь в «святая святых» мировой тайной политики — мямлите свой текст об «особом предписании министра» и протягиваете бумаги. Офицер просматривает их бегло — ведь ему уже все давно известно о вашем поручении, телефонная связь здесь безупречна — и предлагает вам проследовать за ним. Но тоже недалеко, в один из нескольких отдельных кабинетов для работы с документами. Это размером с монашескую келью помещение меблировано лишь старым письменным столом и неудобным стулом с прямой высокой спинкой. Тут снова приходится подождать минут двадцать, пока не принесут интересующие вас папки со шпионскими секретами. Дела хранятся в подвале, в огромных железных шкафах, открыть же эти шкафы можно лишь соединенным воздействием двух ключей — один находится у начальника архива, а второй — у дежурного офицера.
Но вот, наконец, и вожделенные папки, целая гора. Картонные обложки их — бледно-синего цвета, внутри же, на листках желтой полупрозрачной бумаги — информация, способная колебать троны и ввергать в кризисы парламентские кабинеты. Сведения эти настолько взрывоопасны, что никакие выписки делать не дозволяется, вам разрешено лишь читать и запоминать. А пересказывать министру можете по памяти, это уж как вам будет благоугодно. Дежурный офицер неотлучно присутствует во все время вашего чтения, ему запрещается курить, разговаривать и даже сидеть. Опершись спиной о подоконник, он неотрывно следит за вами. Перед ним вы — как на ладони, он же видится лишь черным силуэтом на фоне забранного решеткой окна. Но только первые несколько минут вы осознаете его присутствие — настолько интересно содержимое папок. В них — подлинная, неискаженная пропагандой история Великой войны, действительность, и по сию пору тщательно скрываемая французским правительством от народа. Да что там — от народа! Даже не всякому министру с портфелем известно такое!
Например, вот эта папка. Досье на Поля Александера Мулена, открыто в январе 1914 года, поставлено на «особый учет» в июне 1922-го. На обложке — пропасть лиловых штампов и печатей, а так же надпись красным карандашом по-французски: «Что за дерьмо???». Именно так, с тремя вопросительными знаками. Нужно ли отнести этот эпитет к самому Полю Мулену? Ну, сейчас узнаем.
Итак, Поль Мулен, он же Пауль Мюллер, родился 15 июля 1880 года в Ницце, в розовом двухэтажном домике неподалеку от городского фруктового рынка. В досье указан, конечно, точный адрес, но вы забываете его уже через пять минут, а записывать вам запрещено. Неважно. Малыш появился на свет недоношенным, вес его при рождении составлял… ого!.. менее трех фунтов. Столько весит буханка крестьянского хлеба. Бедный мальчик. Родители его, кстати, ожидали девочку, уже приготовили распашоночки и платьица, придумали имя — Полина, а получился какой-то скороспелый Поль. Такой афронт! Его матушка — Матильда Мулен, дочка аптекаря с улицы Кармелиток — даже интересовалась у священника, нельзя ли мальчика все равно окрестить Полиной, больно уж имя красивое. Но святой отец уперся, словно мул какой. Это, де, не будет угодно Господу, так как приведет к ненужной путанице в день Страшного Суда. Такая ерунда! Но стараниями патера ребеночек, все же, получил мужское имя. Временно, как выразилась Матильда во время обряда крещения. Что вот только она имела в виду?
Ну, как бы то ни было, Поль вынужден был носить заранее припасенные девчачьи платьица и о штанишках даже и не мечтал. Это сильно повлияло впоследствии на его восприятие мира и своей роли в обществе — ведь, как известно, костюм делает человека, а не наоборот.
Отцом Поля был некто Фридрих Мюллер, инженер-архитектор из Берлина. Как же попал столичный немец на юг Франции, в Ниццу? Очень просто — он выиграл объявленный мэрией этого городка конкурс на лучший проект гранитной набережной, с блеском выполнил заказ, в срок и с экономией, потом было здание нового вокзала, он строил еще и еще, незаметно прижился и остался во Франции. Но человеку тяжело одному на чужбине, он сошелся с француженкой — Матильдой — уже через пару месяцев та оказалась в положении, и пришлось жениться. Человек он был неплохой, честный, только вот очень педантичный. Но ведь это скорее достоинство, чем недостаток, не так ли?
