1. Мы с Аленой едем в Новгород
Глава не первая. Поэтому если ты, дорогой читатель, кое-что не поймёшь, не огорчайся и продолжай, пожалуйста, читать дальше
Было жарко, как в бане, когда плеснут из бадейки на раскалённый камень. Рыжим петушиным хвостом вздымалось над островерхой крышей терема пламя. «По терему прямой наводкой огонь!» — кричал не то Андрюша, не то Пеночкин и целился огромным снежком. Лена и Алёна, крепко взявшись за руки, бежали по улице. Следом дробно стучали по бревенчатой мостовой конские копыта… Это скакал на чёрном как уголь коне Вишена с мечом и большим красным щитом в руках. И я тоже скакала следом за ним. Меня бросало из стороны в сторону, и я чувствовала, сейчас вышвырнет из седла, хваталась за конскую гриву и никак не могла ухватиться.
Это был сон. И пожар и скачка — всё это мне приснилось. Я поняла это сразу, как только проснулась, Я даже подумала: «Странно, я проснулась, и мне уже ничего не снится, а над головой почему-то белеет в сумраке низкий свод, и по-прежнему слышится стук копыт, и качает так, словно скачка продолжается». И только теперь я проснулась по-настоящему и сообразила, что лежу на верхней полке под самым потолком, вагон покачивает на ходу, где-то внизу постукивают колёса.
Постукивали колёса, покачивалась вагонная полка. А я лежала и думала. О чём? И сама не знаю. О Новгороде, о том, как всё хорошо получилось, о Наталье Ивановне и её письме. Я считала, что она и не помнит меня, написала безо всякой надежды. И вдруг: «Приезжай, Леночка! Будем тебе очень рады! О жилье не беспокойся. И на раскопках, конечно же, сможешь поработать… Дмитрий Николаевич просит передать тебе самый сердечный привет». Значит, он уже приехал, Дмитрий Николаевич. Так с тех пор и приезжает он в Новгород почти каждое лето. Сведения о Дмитрии Николаевиче, хоть и поступают регулярно, но идут ко мне путём долгим и сложным. «По линии круговой передачи через бабушек», — как шутит наш Серёжа. Действительно, как говорится, нарочно не придумаешь. Из Ленинграда от Анны Егоровны — бабушки Дмитрия Николаевича — на Украину к моей бабушке, а оттуда — в Москву, ко мне.
Интересно, какой он теперь, Дмитрий Николаевич? Наверное, солидный, может, даже важный. А я вижу перед собой лохматого молодого человека в очках. Сидит на крыльце. Огромные кеды на самой нижней ступеньке, а коленки наверху — такой долговязый. И мы с ним беседуем:
«Я только сегодня приехал из Ленинграда. Буду здесь всё лето работать. И это очень приятно — в новом городе встретить хороших людей».
«Хорошие люди — это он про меня», — думаю я, ведь никаких других людей поблизости нет.
«А тебя зовут Леночка!»
«Да-а, а откуда вы знаете?» — удивляюсь я.
«Секрет, — отвечает он серьёзно и добавляет: — А меня зовут Дима. Дмитрий Николаевич!» — быстро поправляется он. Но это он зря старался.
Всё равно теперь я буду упрямо называть его Димой. Серёжа будет звать его почтительно по имени-отчеству, а я — Димой, как стала называть при первом знакомстве ещё до прихода мамы. Мама потом говорила, что это нехорошо, что называть Димой взрослого человека невежливо. Но я отвечала: «Он молодой и не обижается».
А называла я Дмитрия Николаевича просто Димой ещё и в пику Серёже, чтобы доказать ему, что мы с Дмитрием Николаевичем тоже друзья, и ещё неизвестно, кто из нас с ним крепче дружит.
Сколько же лет прошло с тех пор? Десять? Нет, пожалуй, уже одиннадцать. Ну да, я тогда перешла в четвёртый. Серёжа заканчивал девятый. И бабушка в то лето гостила у нас. А переехали к бабушке мы уже потом, когда Серёжа окончил школу.
Итак, завтра утром я буду в Новгороде. Вот здорово!
Я протянула руку, подняла повыше оконную шторку, и в окне будто засветился молочный фонарь. Свет был не лунный, когда с переливом серебрится чернота, а ровный белёсый свет северной ночи. А я и позабыла, что в Новгороде в эту пору такие светлые ночи.
Моих вчерашних попутчиц уже не было. Я не слыхала, как они собирались и выносили вещи. Четвёртый наш пассажир тоже, наверное, ничего не слышал — он и сейчас крепко спал на своей нижней полке подо мной. Он, как и я, ехал в Новгород. В командировку. Так он сказал, едва мы разместились в купе.
— А я — на каникулы, — сказала я.
— Студентка? Это замечательно! Студенческие голы — время больших ожиданий!
— Я уже скоро окончу. Один курс остался.
— Замечательно! — повторил он.
Это был приветливый и очень вежливый старичок. Когда поезд отошёл от Москвы и проводница принесла чай, он вытащил из чемоданчика ещё тёплые пирожки с зелёным луком и принялся нас угощать, сказав:
— Будем знакомы! — и назвал своё имя-отчество.
Я тоже сказала:
— Лена.
А он:
— Елена… А как вас по батюшке? Елена Александровна? Очень приятно!
И потом весь вечер он так и называл меня. А обеих наших спутниц не спросил: «Как по батюшке», а обращался к ним просто: «милая Мариночка» или «милая Ирочка». Понятно почему: это были ещё совсем молоденькие девчонки-первокурсницы.
Почему-то всегда первокурсники больше всего любят рассказывать разные истории про институтских преподавателей и студентов. Вот и эти девчонки жевали пирожки с луком и щебетали:
![Девять возвращений [Повести и рассказы]](/storage/book-covers/ed/ed7af831d7446cc273c19395f0b07a748a40724c.jpg)
