Здравствуй, Евгений!

Если уж на то пошло — Евгений был птицей.

— Подумаешь, дело какое! — скажете вы. — Это ж с каждым может случиться. Бывают неприятности и похуже. Например, можно родиться муравьем и весь свой век провести в обществе муравьев и муравьишек. Или, допустим, быть слоном и всю жизнь прослоняться Взад-И-Вперёд по зоопарку.

Словом, птицей быть не так уж плохо.

Но и не так уж хорошо. Ведь у птицы могло бы быть не две, а четыре ноги, как у слона, или две руки и две ноги, как у человека! Но, увы, это всего лишь мечты. Остаётся радоваться тому, что есть. А есть у птицы одна рука (скажем, левая) и одна нога (скажем, правая). Можно мечтать о чём угодно и стремиться к чему угодно, но уйти от действительности нельзя. А действительность состоит в том, что у тебя в наличии имеются только две лапы.

Быть птицей не так уж легко, особенно зимой. Как известно, одни птицы улетают на зиму в тёплые края, а другие остаются дома и ужасно мёрзнут.

Мёрзнуть, на первый взгляд, хуже, чем улетать. Но и летать бывает тоже пренеприятно. Тучи мокрые и грустные, как булыжная мостовая.

Несмотря на всё это, птичья жизнь — дело весёлое. Во-первых, прыгаешь сколько хочешь; во-вторых, поёшь; в-третьих, попадаешь в разные истории, а в-четвёртых, перья у тебя красивые.

Итак, жизнь всех тех, кто а) ПОЕТ,

б) СКАЧЕТ,

в) ПОПАДАЕТ В УДИВИТЕЛЬНЫЕ ИСТОРИИ

г) И ДАЖЕ ИНОГДА РОНЯЕТ ПЕРЫШКИ, называется Птичьей Жизнью.

Евгений мог бы жить Птичьей Жизнью, Мог бы, но не жил, поскольку был птицей особенной.

У него были три удивительные особенности. Первая особенность Евгения заключалась в том, что у него не было ни пуха, ни пера. В отличие от всех прочих птиц, он был сделан из глины. И значит, был он глиняной птицей.

Вторая важная особенность Евгения состояла в том, что он умел стучать зубами. А это среди птиц встречается очень редко. Столь же редко встречаются люди, умеющие шевелить ушами.

Я, например, умею шевелить только одним ухом (левым). Этому, не жалея своих сил, учил меня знакомый лесничий из Пишского района. К сожалению, шевелить правым ухом я так и не научилась. Наступила осень, надо было готовить соленья, и лишнего времени у лесничего больше не было. Если у вас есть знакомый лесничий, и вы мечтаете научиться шевелить ушами, то заранее, ещё весной, вежливо попросите его позаниматься с вами.

Евгений умел стучать зубами, но, как он этому научился и в каких случаях стучал особенно выразительно и громко, об этом я расскажу вам после.

А сейчас я хочу объяснить вам, в чём заключалась третья важная и удивительная особенность Евгения.

А заключалась она в том, что Евгений родился в Швеции. И был он, значит, шведской птицей.

По этому случаю всякий, кто хочет, может огорчиться (или обрадоваться), чтобы и в дальнейшем легче было огорчаться (или радоваться) по поводу глиняного происхождения Евгения или его умения стучать зубами. Ведь только от вас зависит, огорчат вас или обрадуют три удивительные особенности Евгения. Одни люди предпочитают смеяться, другие — плакать. Что касается меня, то зимой я плачу, а летом радуюсь, потому что я хоть и не глиняная, но тоже птица.

Когда-то, в давние-предавние времена, никто в Польше не знал, где находится Швеция. Но, по правде говоря, мало кто думал о том, существует ли она вообще. Людям было не до того, потому что у них были дела поважнее.

Им надо было покрикивать на маленьких детей и поучать больших детей. Надо было собирать шишки и приваживать собаку, строить частокол вокруг деревни, смотреться в озеро, ставить молоко на простоквашу… Словом, дел у людей хватало, и ломать себе голову из-за Швеции у них просто не было времени.

Но как-то раз одна маленькая девочка (Моника), которая жила у моря, вышла на берег и посмотрела вдаль. Погода была прекрасная. Девочка увидела три большие, освещенные солнцем волны, за ними два огромных вала, за волнами ещё три волны, и потом много-много маленьких, сверкавших, как брошки, волн, а за ними она увидела полоску.

— Папа, смотри! — закричала девочка. — Там Швеция!

И пришёл на берег девочкин папа, который был рыбаком.

— Что ты там видишь, папа? — спросила девочка.

— Я вижу три большие волны, а за ними два огромных вала, и снова три большие волны, а за ними две тысячи триста восемьдесят шесть маленьких блестящих волн, — со свойственной ему обстоятельностью ответил девочкин папа, который был рыбаком.

— А ещё что? — спросила девочка (Моника).

— А больше ничего, — сказал рыбак.

— Ничего?

— Ничего!

— Да нет же, папа, ты ошибаешься! Там — Швеция.

— Никакой Швеции там нет.

— Неправда, есть! — сказала девочка и заплакала.

Тут папа отшлёпал девочку (правда, совсем не больно) — уж очень рассердило его слово «неправда»…