Саше Арбениной — любимой, жене, другу.
Жил на свете рыцарь — не то чтобы бедный, а, скорее, среднего достатка. Звался он барон Николай. Жилось ему так себе, не очень хорошо, а виной всему — нетвердый характер и рассредоточенность. Этот рыцарь ни одного подвига не мог довести до конца. Начинал очень лихо, героически, а потом как-то сдувался, отвлекался на какую-нибудь даму сердца или на оружие (и в том, и в другом он хорошо разбирался и был страстный коллекционер) и пускал дело на самотек. Так что его благородные замыслы тихо сходили на нет. Бывало, вызовет на поединок негодяя, бросит ему в лицо перчатку, а утром проспит и в назначенный час на дуэль не явится. «Ничего, — думает, — я его, мерзавца, еще раз вызову да время-то попозже назначу, поближе к вечеру». А потом все никак не соберется еще перчаток купить, чтобы вызов сделать. Ну а затем выясняется, что уже другой рыцарь того негодяя давно заколол…
А еще вопиющий случай был. Завелся в округе лютый змей и стал похищать окрестных принцесс и герцогинь для бесстыдного пополнения своего гарема. Вот и вздумал барон Николай того змея наказать и пленниц освободить, раструбил о своем намерении на весь свет, снарядил коня, вооружение на него понавешал, доспехи надраил до блеска, а едва тронувшись в путь, вспомнил, что забыл провиантом запастись. Тогда притормозил он своего коня возле ближайшей продуктовой лавки, зашел в нее, но вместо покупок начал разводить разговоры с тамошней продавщицей. Как зацепился языком — так и все, пиши пропало! Змей ждет, принцессы и герцогини ждут, конь ждет, придворный оркестр — и тот ждет, репетирует туш в честь победителя. А рыцарь уже позабыл обо всем, до конца рабочего дня прошептался со своей продавщицей сердца. Вышел на двор — темно уже, конь куда-то запропастился, спать хочется. В итоге побрел горе-рыцарь домой, думает: завтра коня найду и по-новой в путь отправлюсь. А на завтра, понятное дело, запал уже пропал, настроение не боевое, ну и прочие уважительные причины… Хорошо еще, конь у него ученый был, сам дорогу домой находил. Да еще то хорошо, что змей нынче гуманный пошел: принцессам и герцогиням создает приемлемые условия, такие, что те нормально плен переносят, а некоторые и вовсе от свободы отказываются. И потом, среди рыцарей немалая ныне конкуренция — нашлось, кому змея-похитителя покарать и славу завоевать.
И уж совсем опозорился барон Николай с крестовым походом. И главное — ведь сам всех знакомых рыцарей взгоношил: «Идемте, — говорит, — на неделю в крестовый поход!». Те оживились, укомплектовали рюкзаки и палатки, простились с дамами сердца. А рыцарь накануне выхода вспомнил вдруг, что в этот день футбол показывают — чемпионат феодальных округов! «Ну ладно, — думает, — я только посмотрю самое начало, как там бретонцы с нормандцами сыграют, и нагоню своих». Сел, уставился в чудо-ящик, да так неделю и не вылезал из замка!
Словом, все рыцари как рыцари, а наш неумеха и разгильдяй; все больше дома сидит, а если выползет куда, то еще хуже получается. Домой возвращается ни с чем, щетиной заросший, лицом опухший, латы вечно помяты очередной дамой сердца или ее законным мужем. Словом, не рыцарь, а какой-то вечный бой. Старушки, которые возле его замка яйцом торговали, так и прозвали его: бой-рыцарь.
Вот таким балбесом протянул барон Николай до сорока лет, порастерял на своем ратном пути обе коллекции, врагов себе не завел, друзей распугал — и на день рождения остался в полном одиночестве. Призадумался о жизни своей бестолковой. «Мне бы, — вздыхает, — хоть бы один подвиг до конца довести! Хоть бы один свой геройский замысел осуществить!» Повздыхал-повздыхал, покручинился — и почувствовал вдруг всем своим нутром, что на этом присказка его закончилась, а значит, пора бы уже начаться и сказке. С горя выпил он лишнего и пошел на улицу куролесы куролесить: искать драконов или еще кого-нибудь, с кем можно сразиться. То есть пошел своей сказке навстречу.
Неизвестно точно, что же там произошло ночью — было это началом сказки или еще быль заканчивалась, — а только утром следующего дня обнаружился наш новорожденный рыцарь в кусте шиповника под стеной своего трехкомнатного замка. Меч его был выгнут скрепкой, а латы измяты, как яичная скорлупа. Судя по всему, он все-таки сразился с какими-то местными разбойниками.
И так случилось, что одна молодая незамужняя женщина по имени донья Маня, которая проживала тут же неподалеку, отправилась этим утром купить полтора десятка яиц, пока не кончились деньги. Купила и смотрит — лежит в кустах рыцарь. Она и стала спрашивать:
— Чей это рыцарь? Кто рыцаря обронил?
А старушки, которые яйцом торговали, говорят:
— Да это ничейный рыцарь. Это ж бой-рыцарь, он никому не нужен — ни на размен, ни на сдачу.
— Как это — не нужен? — удивилась женщина. — Мне рыцарь очень даже пригодится.
Старушки ее отговаривать принялись:
— Оставь, красавица, с ним только морока на голову, это ж бракованный рыцарь, шалопут, ни одного подвига до конца не совершил!
А донья Маня на них цыкнула, ухватила рыцаря под мышки — хватка у нее ничего себе была — и утащила к себе в дом, да так ловко, что ни одного купленного яйца не побила по дороге.
