Не то, чтобы я очень хотел есть, просто непонятная, как улыбка младенца, погода, давила на желудок, взывая к чувству его собственного достоинства. Желудок в ответ апеллировал ко мне, напоминая о долгой и непримиримой дружбе, которой мы дарили друг друга уже тридцать лет. И просил топлива. И угрожал, что, если топлива не будет, он начнет жрать сам себя, а это чревато. Гастритом, язвой и нездоровым цветом кожи.
В моих мечтаниях нездоровый цвет кожи не значился ни под первым, ни под вторым — вообще ни под каким номером. Да и не враг же я собственному желудку, в конце концов. Тридцать лет — смешная цифра, а я планировал прожить с ним еще как минимум столько же. Без резекций и прочих медицинских терминов. А потому высмотрел на обочине дороги более или менее прилично выглядевший кафетерий и припарковался около него.
Денег я с собой утром не взял, рассчитывая, что на чаевые смогу перехватить чего-нибудь во время обеденного перерыва. Обычно такой номер проходил на «ура», трапеза получалась большей частью обильной. Но в этот раз вышло несколько иначе. Нет, ну скажите, кто мог подумать, что кретин с деньгами закажет такси, чтобы отвезти в стельку пьяную супругу аж за триста километров от города — в деревню, к теще. При этом он заплатил такую сумму, что требовать что-либо поверх обычной таксы мне совесть не позволила.
В общем, заработал я ровно столько, сколько было нарисовано на счетчике. И хотя, при прочих равных, половина этой суммы все равно была моей, но только с завтрашнего дня. А сегодня, получается, был у входа в это кафе без копейки денег.
Однако если вы думаете, что по такому случаю я, Миша Мешковский, собрался пухнуть и дохнуть с голоду, то я вам скажу, что вы совершенно не знаете этого типа — Мишу Мешковского. Он, то есть я, был несколько иного мнения на сей счет. Без зазрения совести взяв из кормушки тридцатку, выбрался из машины и направился внутрь здания. Вычтут из моей доли, ничего страшного. Да и то — если к вечеру не успею сбить шару. Что не проблема — до конца смены оставалось еще несколько часов.
Кафе, вполне приличное снаружи, неплохо выглядело и изнутри. Штук пять столиков в небольшом уютном зале, длинный бар с чистым барменом посередине — все это аппетита не портило.
Я подошел к стойке и, честно посмотрев бармену в глаза, спросил:
— За гарсона тоже ты?
— Что угодно? — очень вежливо спросил он. У меня от приторного тона аж носки вспотели, но бить его я не стал, поскольку умел держать себя в руках.
— А что у вас есть?
— А что вас интересует?
Я посмотрел на свое отражение в висевшем на стене зеркале. Вроде, не дебил. И без лишних дырок в голове. А вот с барменом договориться не умею. В чем тут дело — вопрос.
— Меня жратва интересует, натурально, — я постарался прорисовать ситуацию едва не по слогам. Вдруг это не у меня с головой проблемы, а у бармена.
Но тот опроверг сие предположение, нагло усмехнувшись в мое лицо и протянув меню:
— Если желаете — пельмени, вареники. По запросу клиента можем подать с майонезом, сметаной, маслом. Можно и чего попроще — бургеры, хот-доги, беляши. Можно и посложнее — люля-кебабы по-бостонски, фаршированные ежики…
Ну, натурально, парень издевался надо мной и даже не скрывал этого. Обидно — мне, трудовому элементу, от какого-то засранца такое терпеть.
— А по лицу? — злобно поинтересовался я, однако бармен не испугался:
— Чем желаете? — немедленно отреагировал он. — Могу сковородкой, могу бутылкой, могу…
Я не дал ему договорить. Я кушать хотел. Сгреб его за грудки и резко рванул к себе, отчего барменская тушка слегка проехалась по стойке бара. Он попытался перехватить мою руку, но я накануне вел тверезый образ жизни, а потому на реакцию пожаловаться не мог — легко перехватил его ладонь и, вывернув чуть не наизнанку пальцы, предостерег:
— Но-но! Ты тут не очень! К тебе клиент пришел, нормальной платежеспособности, между прочим. А ты хамски грубишь и ведешь себя неподобающе. Я же у тебя не денег в долг прошу и не кусочек секса — сам с бабами предпочитаю, хоть ты и будешь смеяться. Но я кушать желаю, а не выслушивать твои плоские шутки. А если у тебя такая нужда приспела, мог бы и по-хорошему сказать. Я бы после обеда остался, пообщались. А теперь давай по существу вопроса. Двойная пельмешек что стоит?
— С майонезом или с маслом? — прохрипел он полузадушено.
— А я вот тебя сейчас самого и с маслом, и с майонезом, да еще и в разных ракурсах, — пригрозил я. — Ты не смотри, что я голодный, меня еще хватит с тобой разобраться, крест на пузо! Цену говори!
— С маслом — семь, с майонезом — восемь, — поторопился сказать бармен, и я отпустил его — в награду за расторопность. Он съехал с мраморной столешницы и, недовольно сопя, застыл по ту сторону стойки, ожидая дальнейших действий с моей стороны. В его взгляде легко, как в букваре, я читал всего два чувства: злость и желание подсыпать цианистого калия в жратву. Последнее вызывало определенные сомнения, но я решил рискнуть: ехать дальше в поисках следующей забегаловки, потерпев неудачу в этой, было неохота. И хотя под взглядом бармена я чувствовал себя довольно неуютно, решил не больше не накалять атмосферу — и без того испытывал неловкость за внезапную вспышку агрессивности. Вообще-то я человек мирный, когда трезвый, и даже добрый. Что на меня нашло — ума не приложу. Наверное, перегрелся. И, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, буркнул:
